Шрифт:
За несколько минут до будильника Вэ заварил крепкого чая, почистил банан, полил душистым медом миндаль. Симка застала его задумавшимся возле полки с сухарями.
– Доброе утро.
Вэ машинально снял тапки и положил сухари на стол, поставил кувшин холодного молока. Симка спрятала лицо в кружке с чаем, пила его долго, маленькими глоточками, а Вэ все размышлял: то ли кружка стала такой большой, то ли лицо Симки так уменьшилось.
Она аккуратно взяла сухарик, ела тихо, даже хруста не было слышно. От сладкого отказалась.
– Банан почернеет к твоему возвращению, – улыбнулся Вэ.
– Не страшно, – кротко ответила Симка.
– А рубашка твоя как новая, – вдруг вспомнил Вэ, – пятно вывелось. Главное – вовремя засыпать солью.
– Спасибо, – еще тише ответила Симка.
Собиралась она на работу быстро, даже стрелки рисовать не стала, внезапно сообщила: «Мусор я сама выброшу», – зашуршала пакетом в коридоре, затихла в ожидании ответа, и Вэ не заставил ее ждать.
– Спасибо, милая.
Дверь закрылась почти бесшумно, один лишь легкий и скромный щелк.
А затем он, как и всегда, открыл окно и смотрел ей вслед.
Под румяным небом выступали черные силуэты стройных тополей, умирали цветы на клумбах, падали листья, какие-то и вовсе лежали под ногами прохожих, сморщенные и порванные. Вэ вдохнул сладкий запах осени, а потом позвонил в больницу и сказал, что сегодня не выйдет на работу.
Чисто человеческая штука – перед самим собой делать вид, что не понимаешь очевидного. И, прожив столько лет среди людей, Вэ делал то же самое. Вчера весь вечер и сегодня все утро он упорно делал вид, что ничего так и не понял.
Можно бежать в другой город и начинать жизнь сначала, впредь завязывать шарф туже и никогда, ни при каком порыве ветра не терять бдительность. Все это можно, если б не Симка…
Несчастная! Эти ее планы, как камень на шее утопленника, нет от них ни свободы, ни покоя, ни счастья.
Вэ закрыл глаза и вспомнил это волшебное «нет», жест преследователя. Симка не просила, а приказывала. Преследователи – ей подчинялись.
Билась в груди отца красная птица.
Вэ коснулся крыльев О, провел пальцем по спинке. Желтая птица сидела смирно, мигая черными глазами. Будет в городе центр арт-терапии и все остальное тоже будет.
Вэ навел на кухне порядок, вымыл посуду, вытер поверхности, нарезал хлеба для О. За окном выл ветер, лаяла собака, где-то рассмеялся ребенок, вороны будто с ума посходили.
Прошелся по коридору туда и обратно. Симка забыла свой зонт, а сегодня обещали дождь. Вымокнет, когда будет возвращаться домой.
Достал из кармана куртки коробку шишек. Улыбнулся. Вот он идиот, говорил Симке, что счастье в шишках, оливках, тенях на стенах, а счастье-то … в птице.
Симка никак не могла успокоиться, бездумно перекладывала папки с документами, делала вид, что слушает коллегу, краем глаза проверяла рейтинг оппонента.
В озерце куриного бульона плавала половинка яйца. Лишь на работе Симка могла не играть в вегетарианку. Но сейчас, возможно, впервые привычный обед показался ей кощунственным. Аппетита не было, и она отодвинула тарелку. Глотнула кофе, приготовленный кем-то, но не Вэ. Вкус такой, будто на дне чашки что-то стухло.
Это у Симки только блузка белая да платок. А сама она вся утоплена в вине, и никакой солью это теперь не вывести. До одури хотелось встать посреди кабинета и заорать так, чтобы разорвались голосовые связки. Раньше Симка позволяла себе кричать только дома и то в подушку. А потом шла к Вэ, они говорили, и все становилось просто, понятно и хорошо.
Симка засыпала и просыпалась с мечтами. И никогда прежде не замечала, что засыпала и просыпалась с Вэ. Дышать становилось все труднее, будто она начала тонуть, сидя за столом с папками.
Позвонила в больницу, но ей сказали, что Вэ остался дома. Тогда Симка засобиралась домой прямо посреди рабочего дня.
Вэ склеивал человеческие души по кусочкам, мечтал, чтобы О спела людям о клеточниках и чтобы его услышали! Симка сделает все, чтобы его услышали. Она чуть было не допустила страшную ошибку. Чуть не упустила Вэ. А сейчас нужно бежать. Все бросить и бежать, потому что уже двое знают про птицу! И от них всякого можно ожидать…
Симка вместе с Вэ сможет начать жизнь в любом другом городе. Он найдет больницу, а она вступит в другой политический круг. Главное, чтобы по утрам он по-прежнему проверял температуру ее кофе и Симка знала, что никогда не обожжется.
Она выскочила на улицу. Небо ревело, а внутри Симки все кричало. Бежать домой, рассказать Вэ, какой она страшный человек…
Только бы простил ей это чудовищное помутнение рассудка… И тогда можно будет начать вместе наслаждаться жизнью с ее оливками, шишками, тенями на стенах.