— Хлебороб, который не любит землю, плохо обрабатывает ее, не может получить даже маломальский урожай. Чего можно ожидать от полей, которые страдают от суховеев и засухи? Только пыль! А от истощенных коров чего ждать? Разве только шкуру… То же самое получали раньше и колхозники Петровки. Давайте же работать так, чтобы земля вознаграждала нас сторицей за наш труд. Тогда хватит и на покрытие долгов, и на расходы по хозяйству, и на оплату всем за работу.

Собрание уже закончилось, но люди не отпускали Мегудина, задавая ему все новые и новые вопросы.

В Миролюбовку Мегудин приехал, когда собрание там уже шло полным ходом. Особенно горячо и страстно разгорелись прения по вопросу — вступать или не вступать в объединенный колхоз.

Мегудин присел на крайнюю скамью и начал вслушиваться, о чем говорят. Невысокий крепкий мужчина с русой бородкой махал руками и до хрипоты кричал:

— В нашем колхозе мы сами хозяева, как хотим, так и работаем… Когда вступим в объединенный колхоз, на нас будут смотреть как на бедных родственников. Богатый дядя станет смотреть на нас косо: мол, пришли на готовенькое, сели на его шею, устраиваем хорошую жизнь за его счет. Чем мы хуже петровских колхозников, которые раньше тоже не очень сытно жили? Мегудин там, конечно, навел порядок, но мы знаем, что он чересчур уж горяч в работе и никому спуску не дает. Он дрожит над каждым клочком земли, чтобы, не дай бог, он не пустовал. Из всего, что только можно, Мегудин стремится что-то выжать для хозяйства. Он обязательно уничтожит наши пастбища, ему невыгодно будет, чтобы столько земли пустовало. Если у нас сейчас есть где накосить немного сена для коровы, то все это мы потеряем.

— Он потребует, чтобы мы своих коров в колхоз отдали, — послышался голос.

К столу подошел высокий, стройный парень с загорелым, обветренным лицом, черными, живыми, с огоньком, глазами. Он был в солдатской гимнастерке, на груди красовалось несколько значков, говоривших об отличиях в воинской службе. Он задиристо заговорил:

— Нам протягивают братскую руку, чтобы вытянуть нас из нищеты и отсталости, и находятся такие, кто противится этому… Они держатся за хвост своей коровы и боятся, что останутся без сена… Стыд и срам! Отбрасываете хлеб, а подбираете крошки!

— Правильно! Правильно, Саша! Правильно, Колесниченко! — раздались голоса.

— Пусть те, кто не хочет идти, остаются здесь и влачат жалкое существование, а большинство пойдет с передовым колхозом… — продолжал Колесниченко.

— Правильно!.. Правильно!.. — послышалось с разных сторон.

Колесниченко хотел еще что-то сказать, но Мегудин, тихо и незаметно сидевший в заднем ряду, поднялся и подошел к столу.

В зале зашумели:

— Смотрите, товарищ Мегудин здесь! Тише! Давайте послушаем, что скажет товарищ Мегудин! Говорите, мы слушаем вас!

Когда люди успокоились, Мегудин начал:

— Здесь один товарищ боится, мол, что ему не разрешат косить сено для своей коровы. Вероятно, здесь есть и другие такие… Так пусть косят себе на здоровье…

— Нет, товарищ Мегудин, мы не хотим ждать, пока другие поумнеют, — решительно сказал Колесниченко. — Почему большинство должно страдать из-за них?

— Нет, с таким серьезным делом торопиться не надо, — заявил Мегудин. — Я предлагаю оставить пока вопрос открытым. Пусть каждый хорошенько обдумает, взвесит, выгодно ли ему вступить в объединенный колхоз или нет.

— Нет! Нет! Ни в коем случае… Чего думать?.. Чего ждать?.. И так все ясно! — раздались со всех сторон дружные голоса.

Но Мегудин стоял на своем:

— Нельзя дробить колхоз. Раз есть люди, которые против объединения, надо им дать возможность подумать… Надеюсь, что они скоро во всем разберутся и сами придут к нам…

Долго еще спорили, а когда кончилось собрание, колхозники обступили Мегудина и забросали вопросами.

— Мне стыдно, что у нас в колхозе есть такие отсталые элементы, тянут нас назад. Мы должны из-за них страдать, — с горькой обидой проговорил Колесниченко.

— Ничего, Саша, — ласково, по-отечески положив руку ему на плечо, утешал Мегудин. — Позже присоединитесь… А пока трудитесь, проведите спокойно осенний сев и текущие работы. Я буду почаще наезжать и помогу вам…

Мегудин вместе с главным агрономом Александром Лаврентьевичем Гриценко подробно продумал организационную и экономическую основу будущего объединенного хозяйства.

Гриценко знал хозяйства и людей объединяющихся колхозов не хуже Мегудина и мог здраво оценить возможности каждого из них.

В процессе объединения возникли разногласия при определении профиля развития каждого будущего отделения колхоза и их потенциальных возможностей.

Когда разногласия были устранены и подготовлены все вопросы, решили созвать общее собрание объединенных колхозов и избрать правление.

В Ближнем, Красной Поляне, Пушкине, Новой Эстонии и Беседине народ волновался. Каждому колхозу и каждому хлеборобу предстояло сделать шаг к чему-то такому, что очень манило, привлекало, но все же не совсем ясно было, как все получится в действительности. Говорили, спорили, рассуждали, высказывали сомнения и с нетерпением ждали, когда наконец созовут всех.