Шрифт:
… ни одна женщина в мире не должна иметь подобный опыт.
Это было самым настоящим насилием, которое растерзало мою душу.
Присев на краешек кровати, я заставила себя перестать вспоминать тот день, радуясь, что одна серебровласка сумела вовремя отыскать меня в замке.
А что до Этьена…
Вот ведь как странно устроена человеческая память: это почему-то только детский страх запоминается на всю жизнь, а вот самые страшные моменты взрослой жизни начинают понемногу выцветать с течением времени…
Нет, я не забыла того полнолуния – я просто старалась его не вспоминать… как и ещё одно – которое мы праздновали вместе с Этьеном на землях Альфы Баева.
Я ведь тогда только почувствовала свою волчицу…. Мало того, именно тогда появилась моя непреодолимая тяга к Этьену. Чего уж лгать самой себе – я пыталась это скрывать изо всех сил, но я хотела его… как мужа (который заботился обо мне много месяцев) и как мужчину.
А потом, благодаря вмешательству Гильермо я узнала, что муж заботился не только обо мне одной…
Я ведь тогда уже простила Этьена за его грубость и насилие, я поверила в то, что он изменился – а он…
… После проигранного Совета у меня не осталось выбора.
Я могла принять то, что предложил мне Валуа – или и дальше пытаться бороться с ветряными мельницами.
И пока всё шло просто прекрасно. Прошлое полнолуние – сразу после моего возвращения, тоже прошло спокойно, но память… память особенно в дни приближающегося Полнолуния напоминала о том, что так было не всегда.
??????????????????????????
«Он любит нас и нуждается в нас», — напоминала мне моя волчица. – «Наш мужчина совершал ошибки от одиночества».
Девица, просящая его сперму, чтобы забеременеть, не похожа на одиночество.
Волчица рыкнула – но больше ничего не ответила.
И то ладно.
Мне всё же удалось задремать, но сон оставался неглубоким… до самого появления Этьена.
Как только я почувствовала его тяжелую руку на своей талии, я провалилась в сон…. Забыв обо всех своих тревогах.
…но уже утром всё вернулось.
Переживания, страхи, неуверенность…при этом я не могла больше скрываться в своей комнате, изображая бесправную затворницу.
С трудом оторвавшись от Жанны, я отдала себя в руки опытных мастеров, чтобы затем во всеоружии встречать «дорогих» гостей.
А тем временем перед замком раскинулись шатры, где приехавшие на праздник оборотни могли подкрепиться приготовленными мясными – и не только – закусками; пообщаться со своими родными или знакомыми.
Проходя мимо одного из шатров, я заметила маленькую девочку, с которой успела познакомиться на прошлом Полнолунии.
— Констанс, — улыбаясь, позвала я. Девочка обернулась и, расправив руки как крылья в разные стороны, бросилась ко мне.
— Мадам Луна, — заверещала девчушка, радостно прижимаясь ко мне. – Здластвуйте!
Родители, стоя в отдалении, почтительно мне поклонились.
Сама же девчушка, не обращая внимания на политесы, задрала голову и выразительно прищурилась.
— А хде девоська? Не в зжевоте?
— В замке, в детской комнате.
Констанс состроила грустную мордашку.
— А я так хотела на нее посматлеть.
— Ты обязательно увидишь сегодня вечером, — я знала, что Этьен собирается представить стае нашу дочь до наступления темноты. – Кстати, ты уже заходила в шатёр сладостей?
—Сладостей??? – взвизгнула девочка. И мне пришлось объяснять её родителям, где найти это нововведение.
Вообще, это была идея дворецкого Этьена: когда я только занялась подготовкой к празднику, Винсент посоветовал следовать устоявшимся традициям, при этом добавить что-то своё.
— Какую-то изюминку, по которой все полнолуния разделят «до» и «после» вашего появления.
Несколько секретарей, которые помогали нам с Винсентом, советовали привнести что-то русское, что-то, что указывало бы на то, откуда я родом… но я решила, что глупо удивлять французов блинами – они сами пекут не хуже; борщ или щи казались мне не тем блюдом, которое было уместно на празднике… Да и настолько я уже поняла, французы в своей основной массе оказались довольно консервативны, поэтому всё главное «русское вмешательство» пришлось на шатёр сладостей. Я постаралась добавить туда и зефир, и пастилу, и даже петушков на палочках…