На самом деле, в сон клонило жутко. Но неприятно коловший страх неизвестности не давал расслабиться до конца.

Быстро – так, чтобы каракули её остались незамеченными – Агата захлопнула блокнот и спрятала его в карман подложенной под поясницу куртки. В самолёте было ужасно душно, и потому всю ту одежду, которая по Вовкиному совету была напялена на себя, пришлось стянуть уже минут через пять нахождения в салоне. Зато по ногам дуло с такой силой, что все свитера очень пригодились, заменив собой плед.

А, впрочем, блокнот внимания никакого и так не привлёк. Не того Володя был воспитания.

Вздохнув, Агата повернулась на бок и осторожно прижалась виском к грубой ткани мужского свитера. И тут же почувствовала, как затылка коснулся подбородок. Это почему-то вызвало улыбку.

– Страшно?

Так тихо, что из-за гула можно было подумать, что послышалось. Но выдох, сопроводивший этот вопрос, дал понять, что всё она услышала правильно.

Совсем недавно обнять Володю казалось чем-то слишком фривольным и неуместно-излишним. А сейчас она совершенно спокойно проводила ладонью от его рёбер к спине, чувствуя под пальцами такое отчего-то успокаивающее живое тепло, и испытывала от этого нечто, напоминавшее умиротворение. Сцепив пальцы в замок на пояснице, медленно выдохнула и плотнее прижалась щекой и носом к мерно вздымавшейся груди. И почувствовала вдруг, как сложно стало держать открытыми наливавшиеся свинцом глаза.

– Очень.

Разве могла она ответить как-то иначе? Непременно бы дрогнул в неестественности голос, и попытка похрабриться стала бы выглядеть, по меньшей мере, глупо. Да и уж кто-кто, а Володя бы точно распознал глупое враньё. И какой тогда смысл?

Плюс ко всему, ладонь дрожала слишком сильно, когда Агата вела ею по свитеру. Не почувствовать такой тремор, наверное, и вовсе невозможно.

Горячие губы коснулись пробора. То был не поцелуй, нет. Так обычно делали, желая успокоить, поделиться теплом… и это почему-то вызвало пусть слабую, пусть едва различимую, а всё же тень полуулыбки.

А ещё почувствовались пальцы в волосах – Володя осторожно заправлял особенно сильно торчавшие пряди за ухо, зачёсывал их, чтобы не мешались и не падали на лицо. И как же это оказывалось приятно! Так, что мелькнула просто невероятная мысль о том, как было бы здорово, если бы полёт длился вечно.

– Блин, – пару раз поведя рукой, Вовка встряхнул пальцами несильно, и смех сам собой вырвался из груди. Запутался. Агата слишком хорошо знала собственную «шевелюру», чтобы по реакциям Марка на похожие действия научиться это понимать. – Лежи спокойно.

– С удовольствием, – тем более, что зарыться носом в тёплую ткань пропахшего одеколоном свитера хотелось уже давно.

Пряди начали распутывать, и процесс этот обыкновенно был небыстрым.

– Сколько нам лететь ещё?

– Часа полтора точно.

– А потом?

С ответом не торопились, но на то, чтобы подогнать, не хватило смелости.

– Потом встретят. В аэропорту.

– Военные?

Расправившись, наконец, с волосами, Володя глубоко вздохнул и опустил спинку кресла. На этот раз с ответом он тянул дольше, и это не могло остаться незамеченным: потерпев ещё немного, Агата осторожно приподнялась. Мгновений хватило, чтобы увидеть выражение искренней боли в голубых глазах. Даром, что его тут же поспешили замаскировать под слабую улыбку.

Как странно получалось. Откуда она понимала, что выражения боли физической и моральной отражались на лицах человеческих совсем по-разному? И как поняла, что увиденное преисполнялось чем-то, шедшим из самых глубин души?

А ведь у Вовки она такая светлая…

– Конечно, военные.

На иное рассчитывать было бы, конечно, весьма глупо. Опустив голову, Агата притихла, глядя куда-то мимо торчавшего из-под сидения рюкзака.

Ну, а правда, Волкова, что ты услышать ожидала?

Новости дома всегда игнорировались, а предпочтение отдавалось каким-нибудь мыльным операм, служившим неплохим фоном. И сейчас становилось понятно, что, наверное, зря она так упрямо переключала ежедневные сводки, объясняя действия тем, что, дескать, новостей и на работе хватало.

Не хватало.

Вновь медленно к Володиной груди прижавшись, Агата позволила себе закрыть глаза и прислушаться к спокойным и глухим ударам сердца. А вот из головы никак не выходила мысль, оказавшаяся на поверку слишком назойливой.

Какие они, эти военные?

Не на записях. В жизни.

Чем пах Ереван? Как ни банально, горами. А ещё свежестью и лёгкой примесью чего-то, отдалённо запах кострища напоминавшего. Сначала подумалось даже, что обоняние решило поиздеваться и подбросило ложное ощущение. Но нет – Агата не ошиблась. Это понятно стало по отчего-то напрягшемуся Володе, который с шумом потянул носом воздух и подтянул лямку сумки от камеры. Очень хотелось озвучить свою догадку, но язык отказался шевелиться.