Егор Иванович понял состояние Тани:

— Не бойся, Таня. Бери машину в руки. Машина тоже хозяина понимает.

Таня ответила ему благодарным взглядом. Волнение ее улеглось. Первую кожу она строгала не торопясь, старалась тщательно выполнять все указания Егора Ивановича.

— Так, так, Таня, хорошо, — похвалил Егор Иванович, осмотрев выстроганную кожу. — Вижу, мне тут больше делать нечего. Работать хорошо можешь.

Вскоре Таня уже полностью овладела ритмом работы, движения ее с каждой минутой становились увереннее. Увлеченная работой, она не видела, как мимо нее прошел, внимательно оглядев ее, начальник цеха Юсупов, как неподалеку от нее остановились Калугин с Сычевым и довольно долго разговаривали, поворачиваясь в ее сторону.

Из всех наблюдавших за ней она заметила только Чебутыркина, несколько раз подходившего к ее машине.

Перед тем как пойти на обед, Таня сосчитала свою выработку за полсмены и осталась довольна — половина дневной нормы была сделана.

— Значит, могу работать, — удовлетворенно сказала она, — дальше легче пойдет.

Но, против ожидания, после обеденного перерыва работалось труднее. Сказывалось утомление от напряженной тяжелой работы. Пытаясь усилием воли побороть усталость, она взяла с козел кожу и, встряхнув, вскинула ее на валик. Но затрясшиеся мелкой дрожью руки бессильно опустились на облегающую валик влажную кожу, и, как ни обидно было Тане, ей пришлось остановить машину.

В это время к ней снова подошел Сычев.

Таня, понурившись, сидела около машины, устало положив руки на колени, покрытые темным кожаным фартуком, и ее маленькая фигурка казалась несоразмерной с массивным корпусом машины.

— Устала, Таня? — спросил Сычев.

Таня промолчала.

— Не почти за обиду, — продолжал Сычев, — старательно ты работаешь и сноровисто, а все же, вижу я, тяжело тебе… Эта машина силы требует, а ты у нас… — И старик смущенно остановился, подыскивая нужное слово, которое выразило бы его мысль и вместе с тем не огорчило бы Таню.

— Что я, — прерывающимся голосом спросила Таня, — кукла?

И, чтобы скрыть навертывающиеся на глаза слезы, Таня поднялась, резким движением включила рубильник и встала около машины.

Хлопая ремнями, машина набирала обороты. Когда хлопки ремней, гудение вентилятора и певучий гул вращающегося спирального ножа слились в один устойчивый по силе и высоте звук, показывающий, что машина на полном ходу, Таня обернулась к козлам за очередной кожей и сказала Сычеву:

— Напрасно вы, Федор Иванович, обо мне так думаете.

Тяжело было Тане дорабатывать смену, но, опасаясь, как бы кто, заметив ее усталость, не подошел снова с соболезнованиями, она работала до конца смены не отрываясь, хотя временами ей казалось, что силы совсем оставляют ее.

Луговой и Калугин сидели за столом в кабинете директора и тихо разговаривали. Андрей стоял около большой диаграммы и цветным карандашом отмечал выполнение плана за прошедший день. Пометки делались красным цветом, это означало, что план перевыполнен.

Услышав шаги Юсупова, Андрей обернулся.

— Мы вас ждем уже пятнадцать минут.

Юсупов начал объяснять причину опоздания, но Андрей улыбнулся и перебил его.

— Сколько ни оправдывайся, Роман Михалыч, потерянного времени не вернешь, так что к чему слова терять.

Андрей зачитал приказ наркомата. Заводу увеличили план и дали задание по выпуску армейской обуви.

— Ясно, товарищи? — спросил Андрей.

Калугин кивнул головой.

— Все понятно, заказ емкий.

— Почетный заказ, — подчеркнул Луговой. — Большое доверие оказано заводу.

— Да. Большое… очень большое, — повторил Андрей.

Приказ наркомата он прочел с радостным волнением: «Наконец-то и нам дали настоящее дело», и теперь ему показалось странным и даже обидным, что остальные приняли это известие так спокойно.

Серьезный, всегда несколько замкнутый, Калугин сосредоточенно насупил брови, обдумывая, как быстрее организовать третью смену. Юсупов внимательно смотрел на директора своими большими, влажными глазами и ждал, что он еще скажет. Луговой записывал что-то в блокнот.

— Детальными расчетами займемся позже, Александр Тихонович, — в голосе Андрея прозвучала нотка нетерпения, — сейчас надо обсудить, с чего начнем перестройку работы.

— Это не детали, а основное, — улыбнулся Луговой и протянул Андрею раскрытый блокнот.

Там было написано мелким четким почерком: