Шрифт:
– Прости, – выдыхаю. – Инга что-то наплела?
– Сториз ее видела. Там подпись библейская, – лепечет, прижимая подбородок к груди. Вот-вот расплачется, кажется.
– Чего?!
Достаю телефон, смотрю ерунду, которую выложила сестра и не могу сдержаться. Крою их со Златой на чем свет стоит. На минуту забежал забрать ключи от родительского дома, а эти дуры цирк устроили. Смотрю еще раз и снова размашисто матерюсь.
Непривыкшая к мату Аринка вскидывает на меня свои глазища и открывает рот, чтобы возмутиться, но не успевает. Бросаю телефон, хватаю ее за плечи, притягиваю и глубоко целую этот изумительный рот.
Она вздрагивает, застывает на миг, а потом порывисто отвечает.
Мы сосемся как подростки после первой дискотеки. Лапаем друг друга. Челюсти сводит, в паху пульсирует.
– Ревнуешь, детка? – спрашиваю, пытаясь отдышаться.
– Еще как! – признается. Глаза горят – аж слепят.
– Не надо. Не нужен мне никто. Тебя одну хочу, – шепчу и дергаю ее на себя.
Платье у нее узкое, неудобное. Задираю его почти до талии, ногу за себя завожу, заставляю сесть сверху. Она дрожит вся, взгляд растерянный. Не ожидала этого урагана. Я и сам не ожидал. Сорвало.
– Давай прямо тут. Закончились у тебя?
Целую дальше, в себя вдавливаю. Она напрягается и мотает головой.
– Нет еще. Не надо, Гарик. Я…
Задыхается в стоне.
А мне похрену уже, закончились или нет. Я крови не боюсь. Стонет красиво, пахнет сладко, вкусная такая… Сдохну, если не трахну прямо сейчас.
– Не важно, малыш, мы аккуратно.
Штаны стягиваю, а она смеется.
– Там тампон.
– Достану!
– Куда?
– В окно!
– С ума сошел?
– Есть немного. Четыре дня воздержания – сложно. С тобой рядом – невозможно.
Арина заливается, а мне что-то не до смеха. Жму кнопку старта, тесла начинает ехать.
Она вертится:
– Что происходит?
– Я тебя краду. Тут в десяти минутах дом моих родителей. Там сейчас никого.
Она чертыхается и перелазит на пассажирское, поправляет платье, пристегивается. Грудь взымается, соски через платье торчат. Не могу удержаться – трогаю одной рукой, сжимаю. Сначала грудь, потом шею, снова грудь, коленки… Вся моя.
– Мне нужно предупредить своих, – достает телефон. – А как сказать?
– Так и скажи. Мол, приехал мой парень и мы едем к нему домой трахаться. Завтра в обед заедем за вещами.
Она звонит маме и повторяет все, за исключением основополагающего слова.
Мы переглядываемся.
– Они нормально, не сердятся.
Я киваю. Не сомневался, что успокоятся: единственная дочка все-таки.
– А рогоносец как?
Арина меняется в лице. Бледнеет и судорожно сглатывает.
– Потребовал вернуть часть свадебных затрат.
– Приезжал к вам на обед?
Она мотает головой и кусает губы. Расстроена очень. Вижу, как вся сжимается. Не хочет о нем говорить. Не хочет и не надо.
– Жлоб! – заключаю. – Не переживай по поводу денег, я дам.
– Не нужно, Гарик. Достаточно того, что ты платишь мне зарплату.
– Зарплату я плачу личной пиарщице Эрин Новицкой за ее работу, а помочь хочу своей девушке Арине.
– Нет, – отрезает. – Деньги у тебя я не возьму. И давай, пожалуйста, закроем эту тему.
Мне странно такое слышать. Злата много лет была на полном содержании. Даже когда я купил ей салон, она пользовалась картой, привязанной к моему счету. Мало того, я часто помогал ее неблагополучной семье и считал, что это нормально.
У Арины семья обеспеченная, они в моих деньгах не нуждаются. Но сама она почему упирается? Я не понимаю, однако тему мы закрываем.
– Дом шикарный, – восхищается Арина, осматриваясь. – Очень стильный и добротный. Настоящее семейное гнездо.
Я хмыкаю.
– Да уж. Семейное гнездо есть, а семьи давно нет.
Иду на кухню, включаю кофемашину, параллельно заказываю доставку еды. С утра ничего не ел. Только сейчас понял, что голодный.
Арина рассматривает стену с семейными фотографиями, которую мы с Ингой между собой называем Стеной плача Белецких.
– Ой, это твои родители? Какие красивые на свадебной! Почему они не живут вместе?
Я смотрю на ее тонкую спину и думаю, стоит ли рассказывать.
Мне было двенадцать, когда я застукал отца со своей репетиторшей. Пришел со школы немного раньше, а они трахаются прямо на столе, на котором через час мы с ней будем совершенствовать мой инглиш.
Жгучий стыд и чувство тотального предательства задавили меня до состояния немого шока. К девушке Лене я испытывал чувство, похожее на влюбленность. Она была хорошенькой студенткой, в два раза младше отца.