Я кротко угукаю. Не в том положении, чтобы спорить, хотя мысль такая была. Я не хочу брать у него деньги, не хочу зависеть еще больше. Страшно. Уже зависима тотально. Живу с ним, работаю, сплю… Люблю так, что скоро дышать без него не смогу.

– Ты там один не справишься, – перевожу тему. – Вызывай Алекса.

– Он с сегодняшнего дня в отпуске. Инга прилетит, взяла билет.

– Инга? ­– переспрашиваю. – Чем она поможет?

– Не знаю. Типа поддержит, – в голосе раздражение. – Может мне вернуться? У тебя там черти что твориться, а я хрен знает куда улетаю.

Конечно, я отговариваю. Этот саммит крайне важен для его детища. Пропустить – упустить большие возможности, подвести команды двух компаний. Из-за меня? Нет, ни за что!

Гарик садится в самолет. Мы не успели нормально попрощаться в аэропорту и по телефону получилось скомкано. Но он переживает, пытается помочь. Я все больше убеждаюсь, что вчерашнее признание не было случайным.

Мама привозит вещи, я передаю их следователю. Мне не нравятся его улыбки в мою сторону, но надо пользоваться. После обеда мне выдают разрешение на завтрашнее свидание с папой. Оно будет проходить через стекло, как в кино.

Чувство нереальности происходящего не покидает ни на минуту. Я как будто на съемочной площадке криминальной драмы. Я еще не догадываюсь, что это сериал.

После встречи с адвокатом становится понятно, что все только начинается и закончится не скоро. В офисе проходят обыски. Владек и финансовый директор пропали, их телефоны выключены. Без их показаний бесполезно ходатайствовать, чтобы отца выпустили под домашний арест. Дела действительно плохи.

Я засыпаю поздно. Сплю тревожно, часто просыпаюсь. Гарик отписался, что прилетел и заселился в номер на сорок седьмом этаже. Совсем недавно мы с ним пошлили на тему лифта в самом высоком отеле, мечтали о красивом сексе с шикарными видами. Теперь он там один отсыпается после перелета, а я в своей детской спальне с розочками на стенах думаю о плохом. О хорошем не выходит.

Следующий день становится очередным испытанием. Череда встреч, звонков и неотложных вопросов держит в диком напряжении. Гарик шлет голосовые, а я не успеваю их слушать и отвечать.

Вечером мы с мамой сидим за столом. Я купила чай с бергамотом, заварила себе огромную чашку. Вдыхаю аромат и думаю о Белецком. Мы не разговаривали со вчера и меня ломает, как хочется услышать его голос. Но у него сейчас глубокая ночь, ему нужно выспаться перед выступлением.

За эти двое суток я повзрослела на целую жизнь. Впервые была на допросе, нанимала адвоката, ходила на свидание на территорию за колючей проволокой, проходила на входе досмотр…

Мама вздыхает:

– Я не переживу, если его посадят. Это все Владек со своей оптимизацией. Он привел финдиректора, а тот придумал, как сократить расходы. Раньше папа вел бизнес честно.

– Не пойму, почему Влад прячется?

Формально мой несостоявшийся жених такой же акционер, как и я. Право подписи было только у отца, вся ответственность на нем и бухгалтере.

Мама опять вздыхает:

­– Стыдно, наверное, что подвел. Он отца любит, как родного.

Смотрю на нее с жалостью: пятьдесят два года человеку, а разбираться в людях не научилась. Я скорей поверю в то, что Земля плоская, чем в то, что Владеку стыдно.

­– Он пять лет работал с папой, поднялся, благодаря ему, и бросил в беде. Подло, не находишь? Даже с адвокатом не помог.

У меня внутри все вскипает при мысли, что Влад причастен к аресту. Адвокат обещал выяснить, кто слил все схемы следствию.

– Ты передай Белецкому благодарность за помощь, от меня и от папы. Похоже, он хороший человек, – говорит мама, опустив глаза.

– Он самый лучший.

Мы переглядываемся. Она качает головой.

– Какое ужасное лето.

– Оно было прекрасным, просто рано закончилось.

Перед сном я так сильно тоскую по Гарику, что переслушиваю все его голосовые. Среди утренних нахожу одно, которое пропустила. В нем он спрашивает, как я себя чувствую. И тут я вспоминаю о купленных в аэропорту таблетках.

Вскакиваю с кровати, хватаю сумку и вытряхиваю на пол содержимое. Дрожащими руками нахожу упаковку. После близости на диване прошло сорок девять часов, а Белецкий говорил о сорока восьми. Вдруг теперь не поможет? Выпиваю сразу две таблетки. Беременность никак не входит в мои планы.

Утром просыпаюсь с тяжелой головой и тошнотой. На телефоне много сообщений от Гарика и видео его выступления, а еще два пропущенных от адвоката. Меня снова вызывают к следователю.

Выпив обезболивающее, выезжаю. По дороге к тупой головной боли добавляется острая внизу живота. Она нарастает с каждой минутой. До дверей кабинета следователя я дохожу как в тумане. Оттуда меня увозит скорая. –––––––––––

Глава 29. Нет сил бороться

За окном еще светло, но солнце уже спряталось за столичными высотками. Его прощальные лучи золотят небо и окрашивают больничные стены в желтый. Считается, что это цвет радости и позитива, мне же хочется рыдать. Чувствую себя жалкой и раздавленной. Обморок – это вовсе не романтично, это жутко унизительно.