— Сходи, пописай, родная, — она протянула мне тест на беременность.

Я стала смеяться. Подозрительно долго. Догадывалась и так. Задержка — шесть дней. Достаточно, чтобы даже неопытная девушка напряглась.

— Я позвоню своему гинекологу. Он подъедет, посмотрит тебя. Говорила я тебе. Мужики — только для денег. Одна гадость от них, — Юлька с отвращением смыла в унитаз положительный тест.

— Да. Редкий случай. С вашей двурогой маткой забеременеть обычным способом — поистине чудо. Жду вас завтра в десять утра. Постарайтесь решить, что мы делаем дальше, — ухоженный доктор плотно посмотрел мне в глаза. Явно заценил мой замечательный пирсинг.

— Всего триста евро, хороший мой, — усмехнулась я.

— Номер, — сразу, без паузы, спросил он. Хотела послать этого чисто вымытого господина подальше, но передумала. Назвала. Перевод прилетел через минуту. Я хотела встать из кресла.

–. Не спеши, — прошептал клиент. Опустил голову между моих ног.

Сидела в пустой холодной кухне в шубе, курила в форточку.

— Рассказывай, — предложил Миша. Зажег плиту и поставил чайник.

— Я беременна, — ответила я.

Он поднял брови. Все-таки в первый раз за шесть лет нашего знакомства.

— От кого? — задал он законный вопрос.

Я пожала плечами. Я знала от кого. Как всякая женщина.

— Что делать будешь? — он обдал кипятком большой розовый чайник. Насыпал туда чай и заварил. Накрыл полотенцем.

— Аборт.

Что же ещё? Дурацкий вопрос.

— Чай? — спросил он.

— Лучше, водки, — серьезно попросила я.

— Ребёнку вредно, — сказал Миша. Не улыбался.

— Не смешно, — я затушила окурок, подошла к холодильнику. Налила половину чайного стакана водки, вытащила пальцами из большой банки соленый огурец. Тот манил меня ужасно. Выпила залпом. Закусить не успела. Еле до мойки добежала. Все вынесло из меня вон. Меня целый день тошнило от всего, кроме сигарет.

— Не хочет водки, бедолага, — прокомментировал Миша. Пододвинул мне ближе чашку с чаем.

— Я не хочу: детей, родов. Не дай Бог: замуж! Не хочу. Я хочу быть собой. Одной. Тем более не хочу быть матерью-одиночкой.

— Как было раньше, так уже не будет никогда, — философски изрёк Миша, терпеливо выгребая из мойки остатки моей бывшей еды.

— Нет! Я вычищу ублюдка из себя во вторник. В среду уеду на Кубу. Моя подруга из Швеции желает меня видеть, — зло изложила я план. Принесла зубную щётку из ванной комнаты и стала яростно начищать вонючие, как мне казалось, зубы.

— Ляля. Мне кажется…

— Нет!

— Отец все же имеет право знать…

Я снова перебила. Встала перед его большой фигурой на табурете.

— Скажи честно, сбагрить меня решил? Спихнуть этому уроду имперскому? Миша, ну зачем ты так со мной? Он же запрет меня в четырёх стенах, станет брюхатить каждый год, пока все зубы не выпадут. Потом заведёт большой дом и будет трахать по углам молоденьких горничных и кухарок. Таскаться в свой клуб, хвастаться десятью своими отпрысками и смеяться над толстой, беззубой коровой, в которую я превращусь. Все его супер-планы читаются на морде, как на доске. Я не хочу-у! — я заревела.

Берг обнял меня и посадил на колени.

— Какой бардак у тебя в голове! Я никому тебя не отдам. Только, если сама захочешь, — Миша целовал меня в шею.

— Не отдавай, даже если захочу! Не отдавай, Мишка! Он долбил меня, держа за волосы сзади, я билась лицом о стекло. Видишь, лоб до сих пор синий?

— Я вижу, детка, вижу, не переживай, — он гладил меня по плечам.

— Да, я шлюха. Но, не хочешь, не трахай, никто же тебя не заставляет. Один насиловал. Другой смотрел. Миша! Как это может быть? Они же оба врали, что любят меня. Если ты любишь человека… — я завыла, резко выгнулась спиной назад. Мишка успел меня поймать, я не ударилась головой об пол.

— Хреновые дела, — последнее, что помню.

— Лялька, — сказал отец.

— Да, — улыбнулась я. Мыла в ванне свою старую собаку.

— Приходил молодой мужчина в черном пальто…

Я закрыла ладонью рот своего папы.

— Нет, папочка. Не надо. Не говори о нем. Я не хочу. Расскажи мне лучше, как там. На Украине?

Телефон. Я взяла трубку.

— Я потерял тебя. Ты где? — спрашивал Мишин голос. Знает и спрашивает. Зачем.

— Я останусь с отцом. Мне так лучше, — ответила я и отключилась.

Я не видела выхода. Его тупо не было. Я не могла убить этого ребёнка и не хотела оставить. Мысль о том, что он родится, и мне придётся полностью изменить свою жизнь, была невыносима. А вдруг еще Веберы узнают, отберут! И Мишку я подставить не могла. Он столько сделал для меня, а я ему рога на голову. Я, это всем известно, городская блядь, но поступить так с близкими не могу. А вдруг родится мальчик? Спросит, кто мой отец? Что я скажу? Что его отец насиловал меня, колотя лицом о стекло окна. Что его родной дядя не сделал ничего, чтобы это прекратить? Ах да! Я же сама просила, чтобы не вмешивался. Боялась, убьёт. Я села на подоконник. Пятый этаж. Не двадцатый, но тоже ничего себе вариант. Если войти в землю головой, строго вертикально…