С т а р у ш к а. В других пусть спрашивают. Но за вас мне просто неудобно.

Т а м о ж е н н и к. Полагается, мамаша. Драгоценные камни, жемчуг, изделия из них? Везете?

С т а р у ш к а. Разве не видите? Вся в бриллиантах. И всю жизнь.

Т а м о ж е н н и к. Мало ли. Скажем, обручальное кольцо или сережки с камушками — вполне возможная вещь.

С т а р у ш к а. Так представьте себе, вы попали в точку. Как раз у меня есть и кольцо, и сережки.

Т а м о ж е н н и к. Видите? Запишем. (Пишет и говорит.) Золотые изделия. Имеются. Кольцо и сережки. Дальше, мамаша. Оружие всякое, боеприпасы с собой берете?

С т а р у ш к а. Нет, вы меня просто, наверное, с кем-то путаете? Ну и ну. Что я, генерал? Оружия мне не хватало.

Т а м о ж е н н и к. Значит, не везете. (Прочеркивает.) Остальное ясно… И вот здесь распишитесь.

С т а р у ш к а. Вот здесь?

Таможенник кивает.

(Расписывается.) Если бы вы знали, сколько раз мне пришлось из-за этой поездки расписываться, так вы бы подумали, что я — министр.

Т а м о ж е н н и к. Все в порядке. Теперь ждите спокойненько вызова. По радио объявят: рейс такой-то, Москва — Нью-Йорк без пересадки. Счастливо долететь, мамаша.

С т а р у ш к а. Спасибо. И за помощь — тоже. Это же надо, у такой старухи, как я, — оружие. Вот мое оружие. (Показывает на значок, приколотый к отвороту пальто.) Голубь мира.

Таможенник уходит. Старушка подходит ближе к авансцене.

К о с т я. Я все узнал. Рейс сорок пятый, Москва — Нью-Йорк без пересадки. Долетите за двенадцать часов. С одной остановкой — в Копенгагене.

С т а р у ш к а. Боже мой, боже мой… Неужели через двенадцать часов я увижу своего мальчика?.. Просто не верится…

К о с т я. Самолет — «Боинг-707». Американский.

С т а р у ш к а. А на нашем нельзя?

К о с т я. Так на этот ваш сын билет купил. В туристском классе. Значит, без сигар и коньяка.

С т а р у ш к а. Это я как-нибудь переживу.

Г о л о с п о р а д и о. Производится посадка на самолет «Пан-Американ» рейс сорок пятый Москва — Копенгаген — Нью-Йорк. Повторяю. Производится… (Голос затихает.)

К о с т я. Ну, до свиданья, Зинаида Григорьевна.

С т а р у ш к а. Будьте здоровы, Костя, Валечка, Раечка… милые мои… Добрые мои… Спасибо вам за все… Вы извините, но я сейчас буду плакать… (Плачет.)

Р а я. Напишите нам… Мы будем ждать. И вообще — мы будем ждать.

С т а р у ш к а. Да, да… Вы будете ждать… А что меня ждет там?

К о с т я. Сын, внуки, правнуки. Вы же сами говорили?

С т а р у ш к а. Какое имеет значение, что я говорила?

К о с т я. Вам пора идти.

Р а я. Сразу же телеграфируйте, как только прилетите. Пишите почаще.

С т а р у ш к а. И вы мне тоже. Что-то я еще хотела сказать?.. Забыла… Уже теперь не вспомню.

К о с т я. Напишите в письме.

С т а р у ш к а. Это совсем не то. Вы только меня не забывайте. Мы должны опять увидеться. Валечка, Раечка, Костенька… Обязательно… (Машет рукой, шлет воздушный поцелуй и уходит.)

Костя, Валя и Рая остаются на сцене и машут ей вслед рукой. Раздается рев самолета. Этот рев усиливается и затем постепенно затихает.

З а н а в е с.

На сцене В а л я, Р а я и К о с т я. В руках у Раи конверт.

Р а я (вынув письмо). Наконец-то. Первое письмо. (Читает.) «Дорогие мои Валечка, Раечка и Костенька! Даже не верится, но я в Америке».

К о с т я. Кто под нами вверх ногами? Подумать только — наша старушка!

На авансцену выходит с т а р у ш к а и озирается.

С т а р у ш к а. Даже не верится, но я в Америке.

Быстро входит И л ь я — он выглядит моложе своих лет. Держится бодро, одет хорошо и неярко. На глазах чуть затемненные очки. Стремительно проходит мимо старушки раз, другой.

(Неуверенно.) Илюша!