Шрифт:
– Я не хотела этого, - тихо проговорила Агнешка, с трудом заставив себя вновь взглянуть на сестру. – Я не знаю, как так получилось… Клянусь тебе, я даже не помню, как это сделала, Ярина… Но я все исправлю, обещаю. Мне только нужна помощь Агафьи…
– Агафья с Ваней ушли, но скоро будут, - еще тише ответила Ярина.
– Яриночка, прости меня…
Агнешка потянулась к сестре, хотела дотронуться до ее руки – как бы то ни было, но они же всегда понимали друг друга с полуслова, а значит, должны справиться и с этим! Но Яринка отпрянула от нее, как от прокаженной, и ушла вглубь дома.
Стыдно. Очень стыдно. И так хотелось Агнешке, чтобы поскорей пришла Агафья и весь этот кошмар закончился… Но Агафья не шла, время словно сговорилось с ведьминской тьмой, а мысли, которые Агнешка гнала от себя изо всех сил, все настойчивей звучали в голове, призывая: «Попробуй и ты стать счастливой! Не будь дурой, не отдавай свое счастье! Оно уже у тебя в руках… Твоя сестра еще найдет себе парня, а ты, если Марека отдашь, навсегда одна останешься…»
Агнешка прошла вглубь дома, ища сестру, и нашла ее в просторной комнате с большим круглым столом – Ярина сидела за ним и задумчиво перебирала веточки сухих трав, оставленных Агафьей. Заметив Агнешку, девушка вздохнула и с тоской посмотрела на сестренку:
– Я не понимаю, за что ты так меня ненавидишь? Неужели только за то, что я была счастлива?
– Яриночка, ну какая ненависть? Клянусь, я не хотела ничего такого… Ярина…
Агнешка подошла и опустилась на колени перед сестрой; не успела Яринка и возмутиться, как Агнешка перехватила ее руки, припала к ледяным ладоням, целуя и, будто в помешательстве, шепча в слезах:
– Яриночка, выслушай меня! Это не я – это все сила Агафьи. Когда я была совсем маленькой, я умирала, и только Агафья смогла спасти меня с помощью своей силы. Она передалась мне… Она стала проявляться… Я не хочу никому причинять боль, никому не желаю зла, но когда мне больно – она сама за меня мстит. Я сделала приворот – но я этого не хотела, я понятия не имею, когда и как это случилось… Вчера ночью мне снился странный сон, как я бегаю по лесу… Я была уверена, что это сон, но утром я увидела рану у себя на руке, а на сорочке – следы травы и земли. Я до сих пор не понимаю, как так получилось, я ничего не помню, клянусь тебе! Я не ведьма! Я… я не хотела ею быть, я не просила! И если б у меня спросили, хочу ли я жить такой ценой, я б сказала: нет! Но я живу, эта сила передалась мне, и теперь она – мое проклятье. За право жить я буду расплачиваться вечным одиночеством… Тебе этого не понять, Ярина, тебя все любят… А меня никто никогда не полюбит. Никогда! Все, на что я могу рассчитывать, так это на подлеца, такого, как Федька! Кто попользуется мной, а потом еще и посмеется… Что мне делать, Ярина? Как мне жить с этим?!
– И поэтому ты забрала у меня Марека. Это, по-твоему, выход?
– Нет! Это не выход, Ярина! Еще раз говорю тебе, я не хотела никого забирать! Я б ни за что не поступила б так с тобой, моей единственной, любимой сестренкой! Но все случилось как случилось… И сегодня утром…
Агнешка примолкла, вспоминая минуты, проведенные в объятиях Марека. О, если б только Ярина знала, как стыдно ей было в тот момент и как… хорошо.
– Ярин… Я со стыда сгораю, говоря сейчас с тобой. Я знаю, что это неправильно, подло, - заливалась слезами Агнешка, - знаю, что ты меня не простишь никогда… Но я никогда не смогу испытать ничего подобного тому, что испытала рядом с Мареком. И если ты заберешь его у меня… Я умоляю тебя, не делай этого.
Яринка вздрогнула от столь неожиданного заявления, но Агнешка вцепилась в ее руки и отчаянно взмолилась, то на шепот переходя, то на крик:
– Ярина, ты же найдешь себе еще парня! Ты же любого получишь, кого только захочешь! А у меня в этой жизни ничего не будет… Отдай мне Марека, прошу тебя!
– Ты что такое говоришь?! – плакала Яринка, пытаясь вытащить свои ладони из цепкой хватки сестры. – Ты за этим пришла?! Что значит отдать?! Он же не вещь! Он человек! Он человек, которого я люблю!
– Я знаю, знаю…
– Ты заставила его быть с тобой, ты привязала его к себе, приворожила, но он не стал твоим, Агнеша! Да приди же в себя! Он не полюбил тебя! Он с тобой не по своей воле! Ты убиваешь не только меня, но и его, - ты это понимаешь?!
– Я его не убиваю, с ним все хорошо! Он считает себя моим мужем, он тебя не помнит – ему нужна только я… А если снять приворот – он же меня убьет! Ты этого хочешь?
– Что за чушь ты несешь?!
– Вы меня уже изнутри убиваете! Как мне жить на этом свете, никого не любя, никем не любимой?! Разве это жизнь? Ярина, я прошу тебя, я умоляю…
– Агнеша, ты не понимаешь, что сейчас говоришь!
– Я понимаю как раз. Это ты не понимаешь! Не хочешь меня понять! Что случилось уже – то случилось. Прими это! Марек теперь мой муж, он со мной, мы будем счастливы! Это мой единственный шанс, Ярина! А ты хочешь его отобрать… Ты хочешь убить меня… Ты хочешь, чтоб я всю жизнь мучилась!
Больше часа еще раздавался женский плач в стенах дома знахарки: Яринка кричала, что Агнешка сошла с ума, Агнешка же упрекала сестру в жесткосердии. Когда Агафья с Ваней вернулись, Агнешка, будто испугавшись, что у нее насильно сейчас отнимут Марека, выбежала из комнаты. Размазывая слезы по щекам, она выскочила на улицу и побежала домой, уже твердо зная: что бы ни случилось, какую б цену ни пришлось бы ей заплатить, но Марека она не отдаст. Костьми ляжет, убить себя даст, но счастье свое улыбнувшееся никому на свете не отдаст. Ее теперь он муж. Ее он теперь любимый.
И Тьма, оскалив пустой рот, улыбнулась очередной своей победе.
Глава 25
С решением Агнешки пришлось смириться. Поначалу Ася плакала, конечно, и ругаться с дочерью пыталась, и по-хорошему поговорить, Андрик грозился ремня надавать и из дома выгнать, а Ярина молила, упрашивала сестру, – но все призывы оказались тщетны. В свое привороженное счастье Агнешка вцепилась зубами, и на попытки близких отобрать его отвечала морозящей кожу злостью – порой она действительно напоминала озлобленную псину, готовую за недогрызанную кость загрызть любого, кто подойдет поближе. Глаза ее темнели в такие минуты, сама она напрягалась, щерилась, будто пытаясь стать больше и страшнее, а в голосе появлялись незнакомые доныне нотки чего-то чужого, опасного, предупреждающего.