— Вот оно, имение нашего батьки!

— Ничего, обживетесь, — подбодрил ее шофер.

Лида не отозвалась и молча стала вытаскивать из машины вещи.

«Имение» было такое же, как и все остальные в колхозе. Низенькая хата, потемневшая от времени, пухлая, как подушка, зеленая, замшелая крыша, четыре подслеповатых оконца — два на узенький дворик, два на огород, отгороженный от улицы частоколом. На дворе под завалинкой, подрыв ее, развалились два поросенка. В теплом, как зола, песке копались куры. В палисаднике бушевало «разбитое сердце», а по соседству с ним торчал чахлый кустик сирени и синели башмачки.

Хватило бы и калитки, но хозяева размахнулись во всю ширь своего гостеприимства — отворили ворота. Лида не успела и оглянуться, как Костя схватил чемодан, а Тома и Таня вцепились в другой.

Молча, не проронив ни слова больше, Лида забрала его у девочек, взяла за руку Алика и пошла к крыльцу.

На пороге ее поджидала Василиха.

— А боже ж мой, какие до нас гости приехали! Заходьте скорее в хату. Наверно, притомились с дороги? И есть хотите…

Лида не успела ничего ответить, а Василиха уже целовала, обнимала Таню и все приговаривала:

— А как же рад будет ваш татка! Он же так скучает по вас, бедняга. Все Томочку да Костика голубит и про Танечку, про Алика им рассказывает. Худенький хлопчик у вас, да ничего, мы его тут молочком отпоим. Уж как татка-то будет рад! Хорошо, детки, что выбрались, что приехали, — это относилось уже непосредственно к Лиде. — Тоскует, бедолага, тоскует, хоть и часа свободного у него нет. А тоскует, я-то все вижу.

Лида принадлежала к тем женщинам, которые инстинктивно чувствуют, где и когда важно не испортить первое впечатление, понравиться. Она хорошо знала все деревенские обычаи и нравы, и потрафить бабке не представляло для нее трудности.

Превозмогая себя, сердечно поблагодарила старуху и вошла вслед за ней в комнату.

Василиха в этот день пекла хлеб. На скамейке стояла не вынесенная еще в кладовку дежа. Рядом с кочергой и всей прочей утварью притулилась деревянная лопата для хлеба, на столе и на полу валялись зеленые кленовые листья. Такие же бабка подстилала под буханку перед тем, как всунуть на лопате в печь. В углу громоздилась невымытая посуда — какие-то чугунки, миски, старая глиняная макитра. Словом, все в полной красе, как обычно у бабки поутру.

За перегородкой, в новой хате, было почище: постели детей и Андрея прибраны, пол подметен. Не касались лишь председательского стола, заваленного газетами и журналами, да вешалки, где вперемежку висела детская одежка, полотняные дедовы портки и бабкины юбки.

Надо было с чего-то начинать, и прежде всего накормить детей.

В два часа дня Лида дала им пообедать, несколько ложек супу проглотила сама и, уложив детей спать, прилегла рядом, ожидая, что вот-вот к полднику явится Андрей.

Но он пришел поздно вечером, когда они все уже крепко спали.

…До приезда жены Протасевич не обращал внимания ни на еду свою, ни на быт вообще. В пять утра уже на ногах. Сначала несколько минут физзарядки, упражнений, которые он выполнял не очень уж точно, затем у колодца обливался до пояса ледяной водой. Его утренний туалет, как подшучивал Андрей сам над собой, завершала третья фаза: из дому выходил обязательно в свежей рубашке, начищенных ботинках или сапогах (смотря по погоде) и, конечно, чисто выбритый. Глядя на председателя, и правленцы стали почаще расчесывать бороды, сельчане стеснялись уже приходить по делам или на сходку заросшие, в белых полотняных портках.

Завтракал Протасевич после того, как все текущие срочные дела были обмозгованы с бригадирами, обо всем договорено.

Дома его ожидала незатейливая Василихина стряпня: как всегда, картошка, молоко, а если не картошка, то блины со шкварками. Чаю, как ни любил он его и как ни склонял бабку к этому не принятому здесь «зряшному» занятию, так и не дождался. Не пришлось ему здесь «чаевничать». То забывала бабка вскипятить, то котелок, в котором она готовила это «пустое питво», внезапно дал течь, то, вообще не вдаваясь в объяснения, ставила перед Андреем литровую кружку и сурово внушала:

— Чего там перебирать! Лучше молоко пить. Гроши с вас колхоз высчитывает, так зачем же воду хлебать?

И Протасевич, который не любил молока (и дома стакан не заставить было выпить), теперь выпивал его литрами — и что греха таить, чувствовал себя неплохо.

Человек покладистый, он даже не мог обидеться или разозлиться на старуху за самоуправство, только добродушно попугивал:

— Ей-богу, удеру я от вас…

Лида решила изменить распорядок его дня. Возмущалась, что он уходит из дому, не взяв ничего в рот (хотя и сама не завтракала никогда в пять утра). Первый раз поест только в полдень да при такой работе?! Она будет вставать вместе с ним и кормить завтраком. Но такого не мог допустить уже Андрей. Приехала как-никак в отпуск и без привычки (он и сам не скоро привык вставать в это время, самого шатало в стороны от недосыпа) замучится, а не отдохнет при таком режиме. Тогда Лида настояла на своем, с вечера оставляла на столе вареные яйца, свежий творог и масло, а в термосе, привезенном из дому, заваривала чай.