На работу она всегда приходила первая и домой уходила последней. Но какой, собственно говоря, у нее был дом?

Целый день крутилась как белка в колесе: мыла полы, стирала пыль, кормила лежачих больных, меняла им белье, помогала мыть в ванне. Поначалу то в холод, то в жар кидало от беспомощной наготы мужского тела. Соглашалась на самую тяжелую работу за пожилых женщин, лишь бы здесь ее подменили. А потом свыклась. Меньше смущали и вольные, «соленые» солдатские шутки-прибаутки, которые научилась обрывать сразу, без слов, только брови сдвигала. Кто знает, какая сила скрывалась за четкой линией этих бровей, однако язык прикусывали мгновенно и остроты обретали другой оттенок. Тогда и она вступала в беседу, рассказывала, шутила, смеялась.

А затем Аню перевели в госпитальную библиотеку. И по мере того, как все дальше и дальше на запад уходил фронт, вслед за ним двигался и госпиталь. Дойдя до Белоруссии, остановился в большом городе и застрял тут.

Что и говорить, жизнь выпала ей нелегкая. Об этом живо свидетельствовал и ее внешний облик. Старое, ношеное-переношеное пальтецо было и тесно, и коротко. Некогда хромовые, щегольские сапожки «джимми» тоже, как говорят, запросили каши. Единственной теплой вещью казался только меховой воротник — облезлая рыжая лисичка.

Не сговариваясь, они, чужие и почти незнакомые, уже больше часа ходили по наезженной машинами и санями улице и не ощущали никакой неловкости.

Аня первая заговорила о необычности их встречи, о том, что оба собирались по-другому провести новогодний вечер.

— Вы жалеете? Может, вас ждет кто-то? — спохватился Казанцев.

— Нет, нисколько. И никто не ждет меня, — ответила она. — Вот разве хозяйка будет бурчать, что тревожу ее.

— Тогда бегите скорей, и пусть вам приснятся сны, такие же удивительные, как и этот вечер.

Она протянула руку, он пожал, пообещал звонить на работу.

Позвонил Казанцев через три дня и спросил, не хочет ли она пойти с ним в театр. Аня охотно согласилась. Они встретились в условленное время у билетной кассы и от души обрадовались друг другу.

Потом сговорились и несколько раз ходили вместе в кино. Как-то Аня встретила его на улице с молодой красивой женщиной. Они были поглощены беседой, и Казанцев заметил Аню, когда они совсем поравнялись.

Он задержал ее на минутку и, показав на спутницу, которая наблюдала за ним со спокойным удивлением, сказал:

— Собирался сегодня звонить вам, но по милости Ольги Васильевны дней семь-восемь буду занят по горло… Позвоню, Анечка, только на той неделе.

Аня никак не могла объяснить себе, почему быстрее, чем обычно, отняла руку, когда они прощались. Не могла разобраться и в том, почему так неприятна ей эта красивая и хорошо одетая Ольга Васильевна. Не понимала и своего настроения, почему такое скверное оно всю эту бесконечную неделю. Казанцев позвонил, как и обещал, не скоро и пригласил на литературный вечер. Будет ждать ее у входа.

В этот вечер Аня держалась холодней обычного, больше молчала и почти ни разу не улыбнулась. По обыкновению он взял ее под руку. Но Аня сделала вид, что хочет пригладить волосы, высвободила руку.

Когда вышли из клуба, Казанцев поинтересовался, не случилось ли у нее что, может, неприятность какая. Аня долго молчала, потом вдруг повернулась к нему и неожиданно для себя резко спросила:

— А кто такая… Ольга Васильевна?

Не сообразив сразу, какое отношение имеет к его словам Ольга Васильевна, он переспросил:

— Ольга Васильевна? Ольга Васильевна народный судья там же, где я работаю. Можно сказать, коллега моя.

И тут же, о чем-то догадавшись, взял Аню за руку, повернул лицом к себе и пристально взглянул в глаза ей. Она не выдержала его взгляда и упрямо отвела голову в сторону.

— Аня, — тихо окликнул ее Казанцев.

Она не повернула головы.

— Анька! — прошептал он и, взяв ее лицо в обе руки, притянул к себе и поцеловал.

Он прильнула к нему и долго не отрывалась.

Казанцев гладил ее волосы и укоризненно говорил:

— Какая же ты еще глупая девчонка!

— Правда?

Ей не хотелось вникать в смысл его слов. Она просто была счастлива. Казанцева же озадачил такой неожиданный поворот. Встречаясь с Аней и каждый раз испытывая при этом какое-то душевное обновление, он ни разу, однако, не ощутил потребности переступить границу тех легких дружеских отношений, которые сложились у них. Его привлекали ее искренность, непосредственность. К ней не надо было приспосабливаться. С ней было просто и легко.

О другом у него и мыслей не было. Их встреча ничего не изменила в его жизни, не мешала его работе, не нарушала выработанных годами привычек. Она не занимала главного места в его сердце.