– Клевый платочек! Американский?-Шурка задохнулся от зависти, а Шурка в семье считался знатоком заграничных вещей.- Дед!
– восторженно унижаясь, заныл он.- Отдай мне, дед!
– И выставил ногу, задрал брючину, чтобы Саул Исаакович мог увидеть его носки в малиновую полоску и убедиться, как необходим для ансамбля малиновый платок.

Рядом с Шуркиной ногой валялась на полу выпавшая из кармана Саула Исааковича бумажка, Шурка услужливо поднял ее, взглянул и, отскочив от деда, чтобы тот не смог его схватить за руку, прочел вслух:

– "Гриша! Горе!.."

– Дай сюда!
– шепотом крикнул Саул Исаакович.

– А ты мне платок!
– молниеносно сориентировался в ситуации этот выжига.

– На!

Шурка рванул к себе желанную тряпицу, Саул Исаакович выдернул у него преступно неотосланную записку.

– Дед у меня,- самодовольно запихивая добычу в карман, объяснил Шурка девочке,- иногда пишет стихи!

Они прошли в комнату. Саул Исаакович успел рассмотреть Ирку, правда, со спины, но хоть так. Каблучки-шпилечки, тюк-тюк. Блонди-ночка, "конский хвост"-прическа высокомерных, простодушные теперь стриглись очень коротко - "а ля Гаврош". Узенький затылочек, зеленое платьице, пуговки на спине до самого пояска... Господи, в чем там поместились грядущие поколения?..

Саул Исаакович мелко изорвал записку и клочки высыпал обратно в карман.

Больше никого не ждали. Но Гриша не позволил садиться к столу, согнал с тахты Шурика и девочку, втащил на тахту чемодан, раскрыл его и начал.

Первой Гриша одарил Ревекку. Он вытащил для нее отрез лилового джерси все женщины ахнули. Потом Гриша потянул за рукав лохматый свитер, белый, с коричневыми собаками по всей груди, вручил Саулу и заставил примерить.

– Я сказал Нэнси - купи разные вещи на разные размеры, там я буду видеть, кому что будет хорошо! Ну, и как получается, Суля?

Саул Исаакович натянул свитер, он оказался маловат, но терпимо маловат, все опять ахнули. Девочка сосчитала собак - их оказалось шестнадцать. Шурка заставил наклониться, вывернул воротник, чтобы прочитать надпись на ярлыке-оказалось, вещь канадского производства.

Вишневый отрез достался Мане, коричневый Асе. И что-то Сереже, и джинсы Шурику, и спортивная кофточка девочке, и кому-то красный плащ, и кому-то тёплый халат, и что-то ещё, и что-то ещё извлекал из чемодана Гриша, наконец извлек ковбойский костюмчик для мальчика дошкольного возраста.

– У нас нет маленьких мальчиков, Гриша!
– сказала Ревекка.

– Сейчас нет, потом будут!
– Саул Исаакович сложил аккуратной стопочкой брючки с бахромой, красную рубашечку, короткие сапожки и шляпу со шнурами.

В конце концов, когда чемодан полностью обнаружил свою, тоже клетчатую полость, Гриша вынул расшитую стеклярусом сумочку и подал ее Саулу. Саул Исаакович раздвинул молнию, внутри находилось нечто белое. Он достал это белое, развернул-талес, молитвенное покрывало.

– Ты в уме? Я никогда в жизни не был в синагоге!..

– Откуда, скажи мне, я мог знать твои вкусы и твои убеждения?

Все. Чемодан был пуст, извержение окончилось, в комнате повисла неловкость. Как будто некий пакостник незаметно растянул тоненькую резинку и она позванивала в комарином напряжении между лиц и рук и могла в любую секунду со свистом сорваться и стегнуть. Все стали рассовывать подарки по сумкам, по углам. Только Гриша не чувствовал стеснения, он потирал руки и, кажется, готов был подарить даже собственный пиджак в клеточку, если бы тот на кого-нибудь налез. И тогда произошло непредусмотренное.

Ревекка, ни на кого не глядя, медленно прошествовала к шкафу и в том отделении, где идеальной стопкой у нее были сложены простыни, взяла нетронутый флакон "Красной Москвы", подарок Аси ко дню рождения, а в отделении, где лежали особым способом накрахмаленные льняные скатерти, взяла коробку с духами "Пиковая дама", подарок Алы к Новому году, а в ящике, где в безупречном порядке хранились документы семьи, фотографии и письма, футляр с тяжелыми янтарными бусами, подарок мужа к золотой свадьбе, и все это поставила перед Гришей, так ни на кого и не взглянув.

– Жене и дочери,- сказала она строго. И все разом вздохнули. Саул Исаакович ушел в коридор, чтобы скрыть слезы восторга. И опять позвонили, а ведь никого уже не ждали.

– Я открою!-остановил Саул Исаакович выскочившего в коридор Шурика.

"Я не позволю испортить людям радость!"-Шестнадцать канадских собак двинулись за ним к двери.

Но нет, на лестничной площадке стоял не Зюня с печальным сообщением, а улыбались нарядные, прямо из театра, Ада с Сеней.

– Как, уже кончился спектакль?