Двое бежали к одинокому костру, не ведая ни времени, ни расстояния. Усталости они не чувствовали, но попутный ветер стал слабеть, в лицо подуло пронизывающим холодом, а сквозь синее сияние начали пробиваться фиолетовые лучи. Стало труднее дышать, ноги наливались тяжестью, глаза слепило. Синее еще боролось с лиловым, но Роман понимал, что это ненадолго. За синей полосой идет фиолетовая, это неизбежно. Как неизбежна их гибель от вязкого холода, если они не успеют добежать... Куда? Он не знал, но рвался вперед, как рвется к скале посредине бушующего моря уставшая птица. Встречный ветер крепчал, попутный слабел, холод делался нестерпимым, но они успели выскочить на что-то вроде площадки, окруженной легкой колоннадой с арками в виде переплетенных драконьих тел. Посредине площадки горел белый огонь, сверкающие искры уносились вверх, в непроглядную черноту, а в проемах, между колоннами, клубились фиолетовые тучи, от которых тянуло смертельной, тяжелой стужей.

Роман и Норгэрель, так и не разжавшие рук, не сговариваясь, встали спиной к огню. В лиловых клубах чудились то извивы змеиных колец, то когтистые лапы, то усеянные присосками щупальца, но самым неприятным был холод, становившийся все нестерпимее. Эльфы пятились к огню, но он не грел, а просто светил. Роман прижал к себе Норгэреля, пытаясь поделиться своим теплом, но понимал, что долго им не продержаться. Жаль, если их дорога окажется такой короткой, но, как говорится, лучше жалеть о том, что сделано, чем о Несделанном. А далеко-далеко мерцали две белые звездочки, одна была входом в мир Зимы, другая неизвестно чем. Их дорога лежала туда. Возвращение хуже смерти, это Рамиэрль понял, когда увидел, что у них есть шанс признать свое поражение и, пройдя по собственным следам, вновь и навсегда оказаться среди заснеженных елей. Будь что будет, но он пойдет вперед. А Норгэрель? И он тоже. Они - потомки Ларэна и должны сделать то, что не удалось ни Лунному королю, ни Эрасти. И сделают это!

Лиловую муть прорезала багровая молния. Затем еще и еще. Холод потеснился, и Роман услышал шепот Норгэреля:

– Сначала отогреемся, а потом попробуем не сгореть...

Разведчик хохотнул, хотя шутка и была мрачноватой. Судя по всему, полоса жара будет раза в три шире полосы холода. Им придется солоно, но сейчас Роман радовался теплу и почти с нежностью смотрел, как фиолетовая муть уступала место багровому пламени, а вдали, равнодушное и далекое, белело маленькое пятнышко. То ли выход, то ли следующий островок в море радужного ужаса.

2885 год от В.И.

9-й день месяца Собаки.

Арция. Лага.

Даро любила Старый Дворец, любила прежде всего за то, что он был заброшен. Добрый король Филипп не пожелал жить в загородном доме несчастного Пьера и выстроил собственную резиденцию. Старый Дворец, покинутый и заколоченный, но все еще крепкий, стоял в глубине парка мрачным напоминанием о том, что власть всегда соседствует с кровью и предательством. Однако мирийка чувствовала там себя куда уютнее, чем среди блестящего светского общества. Привидения и тени былого ее не пугали, тогда как при дворе были люди, вызывавшие у девушки ужас и отвращение. Ставню со сломанным засовом, не замеченную слугами, исправно следившими за заброшенным зданием, Дариоло обнаружила недавно. Окно в полуподвальное служебное помещение было у самой земли и со стороны казалось накрепко запертым, однако это было не так. Сестра Рито хранила свою маленькую тайну, дававшую ей иллюзию свободы, и очень боялась, что к зиме, когда будут проверять запоры, ставню исправят.

Оглянувшись, не следит ли кто, Даро приоткрыла дубовую створку и тенью скользнула внутрь, не забыв тщательно прикрыть окно. За кварту она неплохо изучила здание и уверенно ориентировалась в полутьме. Залы первого и второго этажей - пышные и большие с их пыльными драпировками и чехлами на мебели - ее не привлекали, но во дворце были две башенки, в которые вели винтовые лесенки. Когда-то там располагались королевские опочивальни, теперь они были заперты, но зато перед ними находились небольшие прихожие с узкими, незаколоченными окнами. Сквозь запыленные стекла можно было разглядеть предосеннюю зелень парков, гладь Большого пруда, в который смотрелся Новый Дворец, обелиск в память давней победы при Ло.

Даро нравилось сидеть на подоконнике, следить за скользяшими по пруду лодками и лебедями и сознавать, что она в полной безопасности. В безопасности? Внизу раздались чьи-то шаги! Неужели скучный толстый дворецкий затеял осеннюю уборку? Нельзя, чтобы ее тут видели. Даро бестолково заметалась по площадке и наконец спряталась за пыльную портьеру, моля святого Эрасти, чтобы уборщики не слишком серьезно отнеслись к порученному делу. Шаги приближались, человек шел быстро и уверенно. Сердце Даро заколотилось еще сильнее. Кто бы ни был посетитель Старого Дворца, это не слуга. Неужели ее все-таки выследили? Тогда ей конец, второго выхода из башенки нет, окно закрыто и слишком высоко над землей, здесь с ней можно делать все, что угодно. Только бы выбраться, она больше никогда не позволит себе подобной глупости! И как она только могла забраться сюда одна, не сказавшись Рито...

Шаги зазвучали совсем близко, лестница скрипнула, и Даро с облегчением перевела дух. Эстре она не боялась. Зачем бы он ни пришел, он не охотится за ней. Хотя лучше будет, если он ее не увидит. Даро вжалась в стенку, но монсигнор и не думал смотреть по сторонам. Он машинально сунул руку за воротник и вытащил небольшой ключ на цепочке. Щелкнул замок, скрипнула дверь, и брат короля вошел в спальню. Дверь он не закрыл, и Даро поняла, что придется либо ждать, когда Эстре надумает уйти, либо показаться ему, потому что распахнутой двери было не миновать. Какое-то время она стояла тихо, потом, расхрабрившись, опустилась на подоконник. Если что, она успеет юркнуть в свое убежище. Время шло, а герцог не выходил, заснул он там, что ли? А почему бы, собственно, и нет? Судя по всему, он сюда часто приходит. Даро вспомнила, что недавно Филипп послал за братом, и слуги в поисках Эстре сбились с ног, хотя его конь стоял на конюшне... Вот забавно, если у них одно и то же убежище! Но если монсигнор спит или смотрит в окно, он вряд ли ее заметит, так что, пожалуй, самое время бежать.

Девушка осторожно, на цыпочках подкралась к двери и заглянула внутрь. Эстре, закрыв лицо руками, скорчился на широкой кровати со снятым балдахином, видимо, некогда принадлежавшей жене безумного короля. Путь был свободен, но ноги Даро словно приросли к земле. Она с ужасом смотрел на Александра Тагэре, всегда такого спокойного, невозмутимого, решительного. Мирийка помнила, как одним своим словом он решил их с братом судьбу, превратив из преследуемых беглецов в гостей принца крови. Как заставил отступить родичей королевы, отступить не только потому, что перед ними был брат короля, но и потому, что даже втроем Вилльо были слабее.