— Это также стало известно после вскрытия.

— Она… нет, никогда. Я понятия не имела. Господи, это так… — Ее голос дрогнул, и она принялась грызть заусенец.

— А Ханна не рассказывала о своих родственниках, с которыми следовало связаться, если с ней что-то случится? — спросил Уоллис.

— Нет, она ничего не говорила. Никто из ее семьи сюда не приезжал. И никакого ребенка, совершенно точно.

— Мы можем посмотреть ее комнату? — спросил Уоллис.

— Думаю, да. Она там.

Клеммонс отвела их в спальню Ребане и вернулась в гостиную.

Они втроем оглядели просторную спальню и смежную с ней ванную комнату.

Пайн подумала о женщине, которая уже никогда сюда не вернется, потом ее мысли вернулись к текущим проблемам.

— Ну, за дело, — сказала она.

Час спустя Пайн сидела на кровати и наблюдала, как Блюм и Уоллис продолжают изучать вещи и жизнь погибшей женщины по имени Ханна Ребане.

Уоллис вышел из ванной комнаты.

— Ничего интересного, — сказал он, покачав головой.

Блюм закрыла последнюю дверцу встроенного стенного шкафа и повернулась к Пайн.

— У нее одежда от известных дизайнеров, туфли и сумочки, — отметила Блюм. — Настоящие, никаких подделок.

— Но телефона нет, хотя зарядное устройство имеется, — сказала Пайн, указывая на встроенный в стену возле кровати маленький письменный столик, за которым из розетки торчала зарядка.

— Если она взяла телефон, то почему оставила зарядное устройство? — спросил Уоллис.

— Может быть, думала, что вернется раньше, чем оно ей потребуется, — ответила Пайн. — Если она собиралась ночевать дома, то не стала бы брать его с собой. В таком доме должны быть внешние камеры. Давайте просмотрим записи, чтобы выяснить, когда она уходила и приходила. И что еще важнее, кто был вместе с ней.

Они вернулись в гостиную, где Клеммонс пила чай.

Пока Уоллис ходил договариваться с охраной здания по поводу записей камер наружного наблюдения, Пайн и Блюм сели напротив расстроенной женщины.

— У Ханны была машина? — спросила Пайн.

— Нет. Как и у меня. Если мы собирались куда-то ехать, то пользовались «Убером» или «Лифтом», или брали машину в аренду. Обычно отсюда мы могли дойти пешком до любого места, которое нам требовалось. Вот почему мы выбрали именно этот дом.

— Поколение миллениалов, — заметила Блюм. — Когда я в шестнадцать лет получила права, то сразу стала откладывать деньги на собственную машину.

— Значит, если она отсюда уехала, то вызвала бы такси? — спросила Пайн.

— Да.

— Вы не видели ее телефон?

— Нет. Наверное, она взяла его с собой.

— А у нее был лэптоп, планшет или что-то в таком же духе?

— Нет, только телефон. Она пользовалась только им.

— Ну, мы можем проверить по ее счету, какое такси она вызывала, — сказала Пайн, бросив взгляд на Блюм. — И попытаться проследить ее передвижения по сигналу сотового телефона. — Она снова повернулась к Клеммонс. — А вы не беспокоились из-за того, что ваша подруга не вернулась домой? Не обратились в полицию, чтобы ее объявили в розыск?

— Нет. Ханна и прежде исчезала на несколько дней. Три или четыре, потом она возвращалась живая и здоровая.

— А она вам рассказывала, где была?

— Нет, и я не хотела проявлять излишнее любопытство.

— Она находилось под воздействием наркотиков, когда возвращалась?

Клеммонс выглядела смущенной.

— Я не знаю, — ответила она. — Вполне возможно.

— Она исчезала на несколько дней регулярно, все время, что вы жили с ней, или это началось только в последнее время? — задала следующий вопрос Пайн.

— Это началось в прошлом месяце — она уходила и проводила где-то ночи. Хотя могла совершенно спокойно приводить парней сюда. Я так делала, и мои приятели у меня оставались. Обычное дело.

— Ханна не говорила о своих знакомых мужчинах? Вы не видели фотографий в ее телефоне?

— Нет.

— А в социальных сетях, «Фейсбуке», «Твиттере», «Инстаграме» или еще где-то?

— Да, она ими пользовалась. Но не в последние шесть месяцев. Мы обе отказались от «Фейсбука». У нее есть «Инстаграм», только она уже давно не публиковала там ничего нового.