– Будет холодно, – предупредил Вран, осознав, что Василика была одета в легкую рубашку.

– Не будет, – невесело усмехнулся Кощей и дотронулся до своей мантии из черного бархата, как бы намекая.

Та была удивительно чистой. Колдун надевал ее крайне редко, чтобы не забывать, откуда он пришел. Теперь вот вырядился, как на великий праздник. Впрочем, почему бы и нет? Когда живешь не один век, то Смерть кажется торжеством.

* * *

Кощею казалось, что старая мантия – подарок князя Гневолода – жжет плечи, спину, руки, напоминая о былом. Пусть останется Василике, хоть ей сослужит добрую службу. Такое редко случалось с вещами, принадлежавшими бывшему холмогорскому князю.

– Сколько времени-то прошло? – спросил Кощей у Врана.

– Для тебя или для нее? – хмыкнул тот.

– Можешь сказать про все и сразу. – Он зевнул. – Если знаешь, конечно.

– Про тебя не знаю, а вот Василика гостила чуть меньше полугода. – Вран покосился на молодицу.

– Всего-то, – тяжело вздохнула она. – Мне думалось, что прошли годы.

– Постарела, – заметил Вран.

– В Нави не молодеют, – отозвался Кощей.

Он чувствовал, что чудовища провожают его почти со скорбью. Еще немного – и совсем сроднились бы, но не вышло. Не выдержал Кощей бессмертной жизни. Хорошо хоть, в конце пути встретил Василику. Нет, он должен был ее встретить, иначе не решился бы умереть и продолжал бы хоть как-то жить среди чудовищ, постепенно падая в цепкие лапы безумия.

С каждым шагом становилось легче, как будто тяжелая ноша наконец-то падала с плеч. Странное тепло обволакивало Кощееву душу. Вран говорил правду: что-то зарождалось, а что-то умирало. И с ним происходило то же самое. С лязгом падала в Бездну железная скорлупа, служившая защитой не один век, и дух с радостью рвался наружу из этого кокона.

Когда костяной дом исчез с виду, Кощей увидел впереди манящий яркий свет. Шагал рядом с Василикой и улыбался. Странно было идти навстречу Смерти и осознавать, что рядом находилась удивительная девица. Конечно, Кощей помнил поцелуй в лоб, странные жесты, ощущал ее душевные метания и понимал, что они – не пара. Любить так, как прежде, он уже не сможет, слишком выгорел. Зато впереди его ждал долгожданный отдых.

Шептухи прощально шипели. Умертвия и упыри смотрели с жадным интересом, дрожа от голода, но приближаться не смели – помнили, что нападать на Кощея и Василику себе дороже, Да, им не хотелось, чтобы все трое ушли из мира мертвых. Оно ведь спокойнее, когда под боком находилась хоть какая-то пища, даже недоступная и пугающая.

Кощей оставил им на прощание целый дом и груду диковинок. Василике достались кинжалы, черный кокошник, запас трав и несколько волшебных мешочков с мертвой водой. Чуть позже ей перейдет и смоляная мантия – заморский бархат, затканный серебряными нитями. Может, за прошедшие века и в княжествах научились такие делать? Аж интересно стало, как сильно изменилась Явь, что за люди теперь ходят по родной земле, где живут: ставят древесные срубы, роют землянки или строят домищи из разноцветных камней?

– Василика, – окликнул Кощей. – Может, пока идем, расскажешь побольше о своей Радогощи?

– Странный ты, Кощей, – фыркнула молодица. – Решил меня поспрашивать перед расставанием?

– Тут недолго осталось, – напомнил Вран.

Кощею захотелось ударом расплющить птицу, но он сдержался. Старый друг, как ни крути. Василика вздохнула и начала говорить, как ездила с мачехой и сестрами на городскую ярмарку. Слова хлынули бурной рекой, засверкали каменьями, зазвенели бубенцами и скоморошьим смехом. Кощей словно очутился в незнакомом городе, на торговой площади среди купцов, которые нахваливали свой товар, встряхивали лентами, тканями, предлагали угощения с травяным запахом, редкие пряности и пахучие соцветия. А потом девки подхватили его под белы руки, начали целовать в обе щеки и спрашивать, какая из них красивее.

– А еще был там такой смешной купец, ты не представляешь, – продолжала меж тем Василика. – Обещал привезти мне такого зверя, какого в целом княжестве не сыскать. Обещал, да и пропал. Мы с мачехой спустя полгода поехали на ярмарку, а его там не было. И в следующий раз не появился.

– Может, его заморские девки очаровали? – усмехнулся Кощей. – Вот и остался у них.

– А я думаю, – фыркнула Василика, – что он просто устыдился собственного вранья, потому и пропал.

– Если бы все молодцы со стыда пропадали, то на земле давно одни молодицы остались бы, – покачал головой Кощей.

Девка не обиделась, засмеялась. Кощей поймал себя на мысли, что они вот так просто не говорили… да никогда. Вечно между ними стояли уныние и усталость. Среди голодных тварей шутить не особо хотелось. Но и сам Кощей раньше был другой. Теперь он о-жи-вал. Исчезало все, что роднило его с бледными мертвецами. Того и гляди, щеки еще больше разрумянятся, чего не случалось уже столетия эдак два.

– Может, сорвем их? – спросила Василика.

Кощей не сразу понял, что она говорила о колокольчиках, чуде чудном.

– Пусть цветут. Жалко тебе, что ли? – махнул он рукой. – Пусть цветут себе и напоминают, что не все мертвое на самом деле мертво.

– Как ладно сказано, – подметила ворожея. – Пусть цветут.

Вран кружил над их головами, указывая дорогу. Вскоре лиственный лес сменился сосновым. Под ногами захрустели рыжие иглы, совсем как настоящие. Казалось, и шишки смолой пахнут, но нет, не пахли. Кощей повертел одну такую в руках и отбросил в сторону. Василика нахмурилась, предчувствуя беду.