Мы едва не летим лицом вниз, чудом удерживаемся друг за друга. Я встряхиваю Дарайну за плечи, смотрю в ее пылающие зеленью глаза и схожу с ума от того, что мне придется сделать.

— Дара, думай о малыше, — касаюсь губами холодной щеки и с ужасом гляжу на синее пятно, что скользит между ветками и собирается перекрыть наш выход. Шепчу быстро-быстро: — Сыну нужна твоя помощь, Дара. И помни всегда, — целую ее в губы, пропускаю сквозь пальцы мягкие волосы, чтобы запомнить, чтобы оставить эти ощущения себе. Навсегда сохранить мою любимую в этих прикосновениях. Я не в силах сдержать дрожь и волнение, потому следующие слова получаются сиплыми: — Помни, я люблю тебя… — подхватываю девушку на руки и кричу Муну: — Забери ее! Спаси!

— Нет! Отпусти! Ты не посмеешь! — яростно возмущается Дара и вертится в моих объятиях.

Кот взлохмачивает спину, встряхивается, вырастает в размерах почти вдвое, чтобы стать ездовым. Дара кричит и сопротивляется, норовит меня укусить, лупит по затылку кулачками, рвет мои волосы, угрожает, что убьет, если я не опущу ее на землю. Усаживаю ее на спину фамильяру и быстро связываю магической нитью. Хладнокровно и жестко приказываю:

— Уходите… И береги сына, асмана, — хлопаю кота по холке, в последний раз провожу за большим ухом-кисточкой и, приоткрывая ладонь перед мордой создания, шепчу заклинание освобождения. — Фри со Мун! Ты свободен, Мун!

Пока связь разрушается, и зеленая нитка, что удерживала фамильяра, с треском разрывается, успеваю озвучить последний свой приказ для любимца: до смерти защищать Дарайну. И я уверен, что он выполнит свое предназначение.

Мун срывается с места, взбивает большими лапами черную землю и влетает в портал, почти столкнувшись с синим шаром.

Крик моей невесты прерывается, стоит ей исчезнуть за пеленой блуждающего окна в другую часть мира, а в груди взрывается ослепительная боль от потери.

Глава 50. Эмилиан

Что это за мракобесие явилось, мы сейчас узнаем.

Подбрасываю сапогом меч, что рухнул на землю, когда Дарайна вертелась в руках, цепко сжимаю пальцы на разогретой рукояти и встаю в боевую стойку, на последние крохи магии растягиваю щит.

Эмонес рядом, тоже готова дать отпор, вернее «сожрать» шарик, если он начинен эмоциями. Песочное платье порвалось на животе и лифе, почти открыв интимные изгибы, но девушка не обращает внимания на тряпки, держит руки перед собой, пальцы растопырены, и черный песок уже выплясывает на кончиках. Лес неожиданно отступает, злые лозы явно боятся внезапного «синего гостя», поляна вокруг нас значительно расширяется, и большая луна будто падает в самый центр.

Нас с Римерией окатывает высокой волной, отбрасывая на десятки метров, и, пока мы отплевывается и барахтаемся в грязи, из синего круга выходит молодой лекарь. Тот самый, что остался с драконами на опушке — Тимеран. Кудрявый, с веснушками, с горячим золотом в радужках. Сейчас он мне кажется даже моложе, чем был.

— Король Эмилиан, вы в поряд… ке? — спрашивает он и застывает, будто его вживили в лед, когда сталкивается с девушкой взглядом.

Она лежит на земле, немного приподнявшись на локтях. Мокрая, испуганная, эмонес очень не любят воду, волосы вобрали оттенок спелой пшеницы, темные глаза широко распахнуты, и на кончиках ресниц мерцают синие блестки. Синие? Никогда такого не видел. Серебряные — да, как у Дарайны, признак высокого рода, а синие… Почему я раньше не замечал у Римерии такое?

Взгляд юноши и эмонес такой глубокий, долгий, пронзительный, что в воздухе начинает искрить. Они будто вылетели за секунду из реальности и попали в другое измерение: ничего и никого не слышат. Меня пробирает неожиданной Великой радостью и Необъятным счастьем. Будто мир говорит: они нашли друг друга. Но мне бы не знать, как долог путь к счастью. Любовь, даже истинная — это всегда сложно, это всегда труд.

Синь и тьма бусинами собираются у наших ног, катятся с шорохом по земле, спиралями поднимаются в воздух, создавая широкое кольцо. Меня выплевывает наружу, будто чужеродное тело, и эмонес с лекарем остаются одни, в центре полосатого вихря.

— Что происходит? — постанывая, как старик, разворачиваюсь на бок и замечаю, что лес оживляется и собирается нападать. Черные лозы взлетают во множестве, со свистом рассекают воздух, чтобы ударить по парочке, но я перекатываюсь и, подхватив меч, сбиваю острым лезвием ближайшие ветки и нападающие лианы.

Одна из них пролетает над головой, чуть не срезав мне макушку, вторая хватает за ботинок, но я успеваю воткнуть клинок в тугую черную плоть и разорвать ее надвое. Следующая, очень толстая, с колючками, лоза застывает в нескольких метрах, шипит-рычит, будто змея, качается в воздухе. Я успеваю встать на ноги более устойчиво, пока тварь немного уходит вправо, собираясь ударить, а я готовлюсь дать отпор, но в плечо с другой стороны влетает сразу три лозы. Падаю на колени и секу мечом воздух позади себя. Две вязи получается сбить, а третья рвет меня вверх и подставляет под удар «черной змеи». Последняя лапка защитного «паука» рассыпается с легким покалыванием по всему телу.

Я опускаю голову, смиряясь с исходом. Дара будет свободна. Ребенок будет в безопасности. Любви в асмане нет, она не умрет в муках из-за потери истинной пары. Все правильно.

Хочется зажмуриться, но не получается. В глаза будто черное стекло насыпали. Тварь летит в лицо и, разделяясь на сотни черных языков, перед носом рассыпается песком, обдает меня сладко-терпким запахом лесной пыли и улетает дымкой за спину.

Я с трудом оборачиваюсь. Ри втягивает зло леса, глотает его, поглощает, будто проголодалась. Девушка сжимается, кричит и взрывается синим пламенем, уничтожая живую тьму в десятки метров в диаметре. Меня ослепляет и мощным толчком валит на землю.