Прижимаюсь грудью к Эдуарду и таю от жадного внимания именно этого мужчины, моего первого, самого сильного и страстного, и хочу, чтобы он оставался моим единственным, что бы ни говорил Ярик. Или написано в паспорте.

Эд подхватывает меня на руки и идет на пляж. У меня сейчас, честно говоря, нет сил упираться, и нет желания отстаивать право брести по песку самой. Зачем? Мысль, что наша близость и нежность может однажды внезапно оборваться, тревожит и саднит, как незаживающая рана. И заставляет крепче прижиматься и больше ценить часы и минуты его внимания.

Я не знаю как и почему Эдуард может отступиться от меня. Неужели для него всегда была важна только моя утроба - как место для выращивания наследника?! Не верю этому, злюсь на себя и на него, хотя и понимаю, что в чем-то Ярик прав: сейчас стенобитное орудие Эда плохо сочетается с нежным зародышем младенца во мне. А мужчине без секса сложно.

Я даже не смогу привязать его к себе ребенком, как чаще всего делают женщины — он заранее говорил, что будет нежно любить «племянника»! Положа руку на сердце, я так и не знаю, чего хочет этот мужчина.

Сейчас он, очевидно, ищет уединенный уголок на пляже — идет в сторону деревьев, похожих на ивы, спускающих свои ветви прямо к воде. Вообще на пляже по-прежнему безлюдно. Но именно здесь тень и прохлада. Песок утрамбован и вылизан волнами. Сейчас штиль, и море, как котенок, играет прибоем с кромкой берега в нескольких метрах от нас, тихо шурша.

Эд опускает меня, разувается и скидывает с себя верхнюю одежду, раскладывая ее на песке. Приглашает меня присесть или прилечь на нее, как на покрывало, сам почему-то оставаясь в боксерах. Я тоже раздеваюсь до тонкой маечки на бретельках, в которой спала, и простеньких трусиков. Но потом, глядя с вызовом на мужчину, снимаю и майку, и трусы. Вижу, как загораются искрами его хищные глаза. Он в пару движений скидывает с себя боксеры, подхватывает меня на руки и бежит в воду.

Мы купаемся нагишом, мало плавая, зато то и дело прижимаясь друг к другу. Шалим, хохоча и брызгаясь. Я очень этому рада — так не видно, что я плачу, хоть и смеюсь. Мне почему-то кажется, что все уже изменилось, вот прямо сейчас. Задача была поставлена — сделать подарок Ястребову-папе на юбилейный день рождения, в виде наследника. Первый этап исполнен. По срокам укладываемся — больше девяти месяцев до торжественного события (имею в виду юбилей). Как бы Эд и правда не решил, что свою часть программы уже выполнил.

Он выносит меня на берег, аккуратно укладывает на разложенную одежду, а сам вдруг бежит назад в воду. Я сажусь и даже рот раскрываю, глядя на то, как от меня убегает Эдуард с полным желания членом наперевес. Бросается в воду и плывет, далеко-далеко. Плавает он очень хорошо, сильно. Скоро мне уже едва видно его голову.

Я в ужасе, не знаю, что и думать. Всхлипываю несколько раз.

Потом хватаюсь за телефон — обсудить бы с кем! Или хотя бы пообщаться с кем-то из прошлой, нормальной жизни. Что-то мне девчонки не перезванивали. Набираю Лену.

— О, привет! — растягивает гласные подруга.

Воркуем несколько минут, как обычно, и я слегка прихожу в себя.

— Помнишь, я тебя просила?.. — говорю — Удалось что-нибудь узнать о том враче?

— Да! — Ленка сопит в трубку, словно почти касается губами микрофона. — А вот зачем это тебе?

— Ну, меня просили узнать, не могу сказать, кто.

— Темнишь? Ладно, — я понимаю, что общительной подруге и самой очень хочется выплеснуть информацию. — Представляешь, после осмотра он предложил встретиться...

— Кому?! Тебе?! — у меня сердце обрывается и падает куда-то вниз.

Не хватало мне еще из-за Эдуарда без лучшей подруги остаться!

— Нет, — отвечает она после крошечной паузы. — А ты почему так бурно реагируешь? Он и тебе, что ли, предлагал?

Вот же проницательная! С другой стороны, почему же я тогда спрашиваю? Она меня хорошо знает.

— Нет, — отвечаю, и это чистая правда. — Он мне ничего не предлагал.

— Он шесть девчонок забрал с собой. Шесть обаял сходу! Может, взял бы и больше, но они бы в машину не уместились — у него шикарный минивэн с водителем. Это были...

— Стоп! — обрываю ее и молчу пару минут, пытаясь смириться с мыслью, что Эд, которого я еще этим утром называла «мой мужчина», на самом деле — бабник, потаскун, ходок и так далее; вот чувствовала я, что у «доктора» был и еще какой-то подтекст. — Не надо фамилий. В конце концов, это их личное дело: кому давать, а кому не давать.

— Ну, да, — соглашается моя подруга. — Естественно, у них по взаимному согласию все было. Потом он каждую отвез домой. И перед выходом подарочек сунул. А потом, ты, наверное, помнишь — какая была истерика на выпускном, когда шесть девчонок пришли в одинаковых длинных серьгах!