Дожидаюсь, пока Эд прикрывает глаза, и засыпаю, лежа на его плече. После этого кошмарного утра, мне неожиданно снится хороший сон — я летаю. Наверное, полет на параплане все же оказался самым потрясающим впечатлением из всего происшедшего в последнее время. Или память так избирательно притягивает позитив. Во сне я чувствую себя почти что птицей и очень благодарна мужчине с большими крыльями, крепко обнимающему меня.

Проснувшись ближе к вечеру, я вижу, что Эд не спит, а сидит, положив руки на согнутые колени, на своей стороне кровати, будто и не ложился. Он глядит в окно в сторону моря и иногда вздрагивает, как от холода. Вижу планшет на столе, — наверное, работал. Понимаю, что это необходимо делать, что бы не случилось. Бизнесом нельзя заниматься время от времени. Те, кем Эд управляет, должны постоянно чувствовать интерес и внимание руководителя к порученному им делу.

Обнимаю своего дорогого мужчину, прижимаюсь к нему, надеясь отогреть теплом тела, и накрываю своим одеялом. Целую в щеку, в губы. Он словно каменный. Молчит. Вглядываюсь в него: осунулся за сегодня. Глаза стали еще больше, как бы обведены тенями. Думаю: если бы умер Эд, Ярик так сильно бы не переживал. И понимаю, что Эд отчаянно одинок.

Поглаживаю его по голове, как ребенка, обнимаю, наслаждаясь каждым прикосновением к этому мужчине и шепчу:

— У нас будет своя семья. И мы в нее позовем только тех, кого захотим, с кем нам будет хорошо и кого воспитаем сами.

Он слегка оттаивает, поворачивает ко мне голову и так же тихо отвечает:

— Да. Где там твой маленький животик? Когда же он, наконец, станет большим?

И мягко целует меня. А потом сильней и сильней. Я не могу ему сопротивляться. И чувствую, что никогда не смогу. Даже больше: мне нравится повиноваться Эду, потому, что он сильный и умный. И потому, что знаю: он любит меня. И я его люблю.

— Знаешь, — говорю, — со мной за всю жизнь не произошло столько разных событий, сколько рядом с тобой за эти недели. Теперь понимаю, как мне было тоскливо и скучно раньше, несмотря на загруженность учебой. И еще хочу сказать: я в жизни не видела мужчины красивее, чем ты.

Он молча наклоняется и медленно целует мою шею. Его дыхание вызывает волну ответной нежности во мне. Я раскрываю ему объятья, и вся подаюсь навстречу.

Но тут раздается стук в дверь. Мы вздрагиваем одновременно. Эд отрывается от меня и садится, громко говоря:

— Открыто!

Из-за двери показывается Федор:

— Все готово.

Переодеваемся в черное и темное, натягиваем удобную обувь и даже перчатки. Берем документы, на всякий случай. Перед выходом оборачиваюсь, пытаясь сообразить, надо ли еще что-то захватить с собой. Но как угадать, что нужно с собой взять на тайное ночное перезахоронение праха моего официального мужа, он же брат моего любимого человека?

Рассаживаемся по трем машинам. Вижу оружие. Федор подает Эдуарду тяжелый сверток, напоминающий по форме большую бутылку или вазу, упакованный в целлофан, который сразу же прячется под полой куртки. Ой, мамочки! До меня доходит, что сейчас Эд заботливо прижимает к своему боку.

Едем долго. На той же территории, где «оживал» Ярослав в машине скорой помощи несколько дней назад, сейчас меняем номерные знаки. Вижу контуры стоящей в тени на том же месте, что и тогда, белой «скорой».

Едем дальше. Ворота кладбища распахивают для нас. Въезжаем; водители освещают фарами нужное место. И d полном молчании мужчины хоронят пепел Ярика. Меня попросили оставаться в машине, и я njkmrj сижу и гляжу, впитывая в себя весь процесс и иногда прикладываясь к бутылочке с успокаивающим.

Могла ли я подумать, выходя замуж, что мой брак закончится, не успев начаться, а молодой муж вскоре будет тайно захоронен в далекой стране? Конечно, нет. А моя свекровь будет бесконечно ждать звонка или приезда своего безалаберного младшего сына, переживая, что он из-за путешествий и игр опять не закрыл учебную сессию и отчислен из университета. Но это лучше, чем знать, что он уже не приедет никогда.

Вижу, как Эд сам, никому не доверяя, бережно устанавливает в нишу новую урну с прахом вместо «собачьей» и закрепляет ее. Дальше ребята вручную накрывают нишу каменной плитой, вплотную к небольшому памятнику. Слышу только неживые звуки: скрежет, стук.

Все. Автомобили разворачиваются, но пока не уезжают. Вижу, как в темноте возле могилы Ярика загорается крошечный красный огонек сигареты. Думаю, это Эдуард, докуривает начатую пачку брата. Сегодня это — успокаивающее.

Эд подходит к моей машине и просит водителя пересесть в другую. Сам садится за руль. Может, это тоже успокаивающее или отвлекающее на сегодня. Табачищем от него разит! Неприятно. Едем. Меняем номера. Снова едем. Я несколько раз замечаю в зеркале заднего вида глаза Эда. Смотрит на меня. Неожиданно он говорит:

— Ты хотела замуж.

Ого! Он что, решил отвлечь меня от печальных мыслей?

— Хотела, — отвечаю кратко, настораживаясь.

— Я готов.

Вот только что похоронил брата и сразу зовет замуж??? Мне прямо поплохело. Неужели моя самая страшная версия окажется правдой? Из-за огромных денег люди готовы на многое. Говорят, у каждого есть своя цена.

— Ты же понимаешь, что свадьба, праздник в ближайшие месяцы невозможны? — продолжает Эд.

— Конечно. Но это все вторично, — печально выдаю я. — В том, чтобы не отмечать, есть свои плюсы. Ты только представь — не надо будет бронировать зал в ресторане, выбирать меню и придумывать развлечения для гостей, организовывать украшение зала и заказывать свадебный лимузин. Всего того, от чего бывает колоссальная психологическая нагрузка. Или для чего нужен целый штат помощников. Можно даже не покупать новую шикарную одежду и обувь — не в этом счастье.