Шрифт:
Рыжие растрепанные косы. Красный воспаленный румянец на щеках. Огромные горящие голубые глаза.
— Кто вы все такие?! — заверещала она. — Что со мной происходит?!
Тей-Тей и борьба со штормом
Я купила тетрадку с принцем Каспианом три года назад на книжной ярмарке. Обложка уже поистрепалась, многие страницы пожелтели и держатся на честном слове. Но я нежно люблю ее, потому что все эти три года она была моим дневником. Короткие записи о том, как бесит соседка Гортензия Фитцджеральд, домашние задания, черновики сочинений, пометки, рецепты печенья и желе, топорные зарисовки моего бывшего краша — вот что она хранит. Это не Вирджиния Вульф. Никакой культурной ценности мой дневник не принесет. Да и я сама не ахти какой литератор. Но теперь придется учиться. Видите ли, невидимые читатели, только эта тетрадка будет моим поверенным и гарантом того, что я не сошла с ума. А сомнений по этому поводу выше крыши, ведь…
Простите за пятна. Это я нечаянно расплакалась и залила слезами страницу. Этого не повторится, честно. Я не плакса, правда. Надо уже начинать, верно? Но позвольте еще немного продлить это ощущение.
Разрешите представиться — глупость какая, ведь дневник не прочитают, а свое имя я знаю — но все же последую заветам романов Диккенса и немного расскажу о себе.
Меня зовут Маргарита. Не Маргарет, не Мегги, не Мардж и не, прости Господи, Пегги.
Мар-Га-Ри-Та
Мне восемнадцать лет. Я родом из маленького городка Форестсайд, штат Орегон. У меня маленькая семья из мамы и папы. И…
И я не знаю, почему все свалилось на меня.
Но хватит жалоб. Я хочу начать свою историю с танца.
***
— Прыгай выше! — командовал Густаво.
Третья часть урока танца — allegro — самая сложная. По спине бежал пот, пятки болели. Я повторяла прыжок за прыжком, пока аккомпаниатор играл мелодию на фортепиано.
Первая позиция, корпус подтянут, колени сильно вытянуты, руки в подготовительном положении, голова en face.
— Раз и два! — командовал преподаватель. — Умничка!
В тот день мы отрабатывали прыжок с места и прыжок в пятой позиции с переменой ног в воздухе. К концу той части у меня всегда болели пятки и голени. Считайте меня лентяйкой, но больше всего я любила заключительную часть урока, где можно было порастягиваться и расслабиться. А прыжки… Не для всех. Уроки классического танца давались мне непросто.
Я танцовщица, если вы еще не поняли. Не виляния задницей на дискотеке, но серьезное искусство. Балет и современный танец. Царство грации, красоты и совершенства.
— Закончили.
Я легла на пол и с наслаждением потянула все мышцы. Густаво сел рядом на пол с тем самым выражением лица, когда намеревался учить меня уму-разуму.
— Какой завтра день? — спросил он.
— Воскресенье, — лукаво улыбнулась я.
— А если подумать? — упер тот руки в бока.
— Конец сентября, — села я по-турецки.
— Не горбимся, — он легонько коснулся моей спины, — молодец, Рири. Конец первого месяца твоего выпускного года. И чем мы занимались весь сентябрь?
— Придумывали и ставили кучу танцевальных композиций.
— Умница, — кивнул Густаво, — а чем мы будем заниматься дальше?
— Х-м-м. Слушать «1989» на репите? — почесала я затылок.
— Кто-то сегодня в слишком хорошем настроении, — нахмурился он, — давай посерьезнее.
— Ты не можешь меня в этом винить, но Бог с тобой, — пропела я, — Мы будем записывать видео. Очень много видео для моего фешенебельного портфолио.
— А еще?
— Отсылать мое фешенебельное портфолио и мотивационное письмо во все танцевальные школы нашей чудесной страны!
— Зачем?
— Чтобы в следующем году слушать «All too well» и пить тыквенный латте…
— Маргарита!
—… На улицах Нью-Йорка, потому что именно там я и окажусь! — закончила я, показав язык.
Густаво лишь покачал головой, но в его глазах зажегся мягкий добрый свет.
— Сосредоточь все усилия на поступлении, — напутствовал он. — Что там говорят родители?
— Согласны, деньги уже почти собрали, — отчиталась я, — придется ужаться, так что никаких больше плакатиков с Тей-Тей. И свитшотиков с Тей-Тей. И…
— Пресвятой Господь, мисс Свифт разорится без твоего шопоголизма, — рассмеялся Густаво.
— Но они все равно надеются, что я передумаю. Хотят, чтоб я изучала литературу.
— Боже, кому вообще сдалась эта сраная литература?! — простонал он.
— Мне сдалась, — осторожно напомнила я, — ты же знаешь, что я за книжки готова драться. А в этом году такая классная программа по английскому! «Отелло», «Ад», «Грозовой перевал», «Сага о Форсайтах»…
— Так, слушай, — положил руки на мои плечи хореограф, — ты можешь читать свои книжки запоем и поступить в среднячковый колледж, из которого выйдешь занудной училкой. Можешь выскочить замуж по залету за бывшего капитана команды по футболу, который приперся к тебе за конспектом, а ушел с твоей девственностью. Можешь жить в типовом доме, взятом в ипотеку. Можешь родить двух лоботрясов, так похожих на отца. Можешь рыдать по пятницам под «Холостяка», потому что муж жиреет, лысеет и рыгает. Но, милая, я смотрю на тебя и понимаю, что ты завоешь дурниной от такой жизни. Выбор за тобой, но… Это то, чего ты хочешь?