Мне хотелось кричать от обиды, но получалось только рычать от наслаждения. Сколько бы я ни сдерживала постыдное возбуждение, собственное тело предало меня.

Я уже ощущала прилив мощного удовольствия, толкаясь навстречу и восторженно чувствуя невероятную глубину проникновения.

— Да, Соня, давай! — хрипел Герман. — Сожми его ещё раз!

Я раз за разом прогибалась кошкой, пока член продолжал медленное движение внутри моего истерзанного естества. Моя грудь была в его руках. Они творили чудеса, поглаживая, пощипывая, то и дело покручивая твёрдые горошинки. Всё это было настолько отвратительным, насколько и приятным.

Герман был везде.

Был внутри меня и снаружи. Его член ритмично жалил мое лоно, его язык вылизывал шею, его пальцы ласкали грудь. Его запах просто обволакивал, создавая в голове настоящий ураган из противоречивых мыслей и эмоций.

Всё тело напряглось, словно натянутая умелым настройщиком струна, только и ждущая, когда на ней сыграют финальный аккорд этого извращённого безумия.

Герман ускорился, а перед глазами всё поплыло. Скольжение члена внутри тела стало до отвращения идеальным.

Стало похожим на пляску языков пламени — огонь в чистом, первозданном виде, но такое прекрасное, что захватывает дух.

Захватывало дух и у меня, особенно, когда Герман резко разверну меня, закинул ноги себе на плечи и вернулся на свое законное место.

Я сжимала зубы, прикусывала до крови губы, лишь бы не стонать, не вскрикивать, приветствуя каждый его мощный толчок.

Внутрь. Глубоко и резко. И так протяжно назад.

И снова. И снова, снова, снова.

Герман совершал безумный языческий обряд, танцуя вокруг костра, на котором я сгорала за свои прегрешения. Ибо ничем другим нельзя было объяснить восторг, с головой накрывший, когда он раз за разом таранил меня своим членом.

Ведь Герман насиловал меня. Снова.

Жёстко, некрасиво, мерзко, но я стонала, и сама подавалась ему навстречу, ногтями царапая его плечи и дергая ногами.

Тело больше не желало сопротивляться, и я сдалась на милость его удовольствия. Его и собственного.

Оргазм — сокрушительный, всеобъемлющий, великолепный — снёс все мысли о прошлом и будущем.

В душе не осталось ни следа обиды, а сердце перестало болеть и разрываться на части.

Меня словно ребенка подбрасывали вверх, снова и снова заставляя испытывать неописуемый, сладостный восторг.

Хотелось плакать и смеяться, бежать и лететь. И всё это продолжалось и продолжалось, пока Герман на полной скорости вбивал меня в кушетку до тех пор, пока вдруг не замер.

Меня отпустило, но тело всё ещё продолжало сотрясаться от пережитых эмоций. Я почувствовала, как член внутри меня чуть увеличился и начал толчками орошать лоно семенем.

Опять?

Герман в блаженстве толкнулся чуть глубже, и негромкий, хриплый стон его ещё долго отдавался в её ушах:

— Малыш! Соня!

Мы еще лежали так некоторое время. Он во мне, его губы ласкают влажную щеку, его руки мнут мне задницу. И я понимаю, что совсем неопытная в его руках очень скоро познаю все прелести интимных отношений.

Он выскочил из меня с пошлым хлопком, и я ощутила, как горячая влага вытекает и жуть как стыдно было наблюдать, с каким восторгом он смотрит за этим грязным процессом.

— Не смотри так, — хотела я свести ноги, но он покачал головой и поставил свои руки как распорки.

— Ничего прелестнее не видел. Розовая, влажная с вытекающей спермой.

— Боже, — закрыла я руками пылающее лицо. – Ты больной. Вот серьезно…

— Что естественно, то не безобразно, — смеется он и отходит. Быстро возвращается с влажными салфетками. Тянусь за ними, но этот подлец снова ничего не дает мне сделать. Сам вытирает, да еще и взглядом ухмыляется.

— Со мной тебе нечего стесняться. А сейчас, — убирает он салфетки, сводит мои ноги и сжимает пальцами коленки. Мгновенное преображается из милого парня в ревнивого монстра. – Ты идешь к своему маменькиному сыночку и говоришь, чтобы он не рассчитывал тебя трахнуть.

— Или что? – спрашиваю дерзко, задрав чуть подбородок.

— Или наш секс покажется, — наклоняется он, – тебе прелюдией.

Он напал на губы неожиданно и сладко, скользнул языком по губам и забрался в рот, вынуждая подчиниться его жесткому ритму. И я тонула в этом поцелуе, в том, как он сжимал и тискал мою грудь, словно подготавливая меня к новому раунду. А потом вдруг оставил, словно конфетку забрал и подал одежду.

— Я жду, что ты не будешь глупить и сделаешь, как я сказал.