Назавтра после срочной операции у меня начались мощные повторяющиеся флешбэки о том, как меня насиловал отец, когда мне было пять лет. Каждое воспоминание было словно ядерный взрыв, и физически, и эмоционально. Но при всей своей кошмарности эти воспоминания объяснили очень многое, что мучило меня, сколько я себя помню. Ложь, которую твердил мне мозг, чтобы я смогла как-то пережить детство («Вот уж чего не было, того не было!»), породила годы депрессии, тревожности, гиперреактивности, бессонницы, компульсивного поведения, суицидальных мыслей и множество других унылых приключений в сумрачном лесу.

Когда я вспомнила о насилии, первой моей словесной мыслью было: «Мне никто не поверит». Это было не совсем так. Муж мне поверил. Школьный друг спросил меня об этом, когда пришел навестить меня, – очевидно, когда-то я все ему рассказала. У меня мурашки побежали по спине: я напрочь забыла тот разговор. Это было не смутное воспоминание – его просто не было. Было очень странно вспомнить то, что подавила в себе в пять лет, но при мысли, что какая-то моя часть, похоже, все это время обо всем знала, становилось просто жутко. Но школьный друг повторил, что я ему сказала, в подробностях. Это, во-первых, убедило меня, что подавление воспоминаний бывает в природе, а во-вторых, добило тем, что внезапно нахлынувшие навязчивые воспоминания теперь уже никуда не денутся.

Я много дней не могла ходить никуда, кроме работы. Засела дома, где проще было справляться с неожиданными, неотступными, кошмарными флешбэками. Где-то через неделю позвонила мама и спросила, почему я куда-то пропала. Я экала, мекала и мямлила что-то про то, что мне надо пережить скверный период. И тут она спокойно спросила, насиловал ли меня отец. Я сказала, что да, и она даже не удивилась.

– Ты что, правда веришь мне?! – я была потрясена.

– Верю, конечно, – ответила мама. – Я знаю его лучше, чем ты.

Потом она утверждала, что пошутила.

Так что да, кое-кто мне поверил. Но лишь очень немногие готовы были в этом признаться. Мама тут же пошла на попятный, когда я сказала, что мне, похоже, нужна терапия: она, оказывается, считала, что я должна хранить эту тайну. Как ни парадоксально, когда я сказала, что поищу терапевта, она сама все разболтала – обзвонила всех знакомых и предупредила, чтобы не верили ни единому моему слову. В итоге вскоре многие узнали, что происходит. Но когда плохое случается с беспомощными, все как-то смущаются. Всегда проще последовать за системой – принять белые привилегии, домашнее насилие, жестокое обращение с животными, а также растление малолетних – чем встать на защиту обиженных.

Поскольку все это происходило в Год Без Вранья, я продолжала говорить правду в тех особых случаях, когда промолчать – все равно что солгать. Не прошло и двух месяцев, как я лишилась практически всех близких людей. Я нашла терапевта, которая всячески поддерживала меня на индивидуальных сессиях, но попросила не распространяться о моей ситуации в ее терапевтической группе. Ей не нужно было объяснять причину. Мы обе понимали, что, если кто-то из клиентов насплетничает о моей ситуации и дело дойдет до мормонских лидеров, это может стоить терапевту карьеры.

Я рассказываю вам эту историю, чтобы подтвердить ваши подозрения, что абсолютная честность и в самом деле может прервать отношения с близкими. Если это произойдет, страх оказаться в одиночестве ощущается, мягко говоря, как истина. Как невыносимая истина. Но говорить правду все равно стоит, честное слово. Читайте дальше. За сердцевину преисподней

Пока Данте смотрит на Люцифера в полуобмороке от ужаса, Вергилий поступает довольно неожиданно – он велит Данте спускаться дальше вниз. Но как? Уже не осталось никакого «вниз». Вергилий бестрепетно затаскивает Данте прямо на огромное тело Люцифера и, цепляясь за плесневелую шерсть чудовища, спускается сам и проводит Данте под поверхность ледяного озера. Добравшись до бедра чудовища, Вергилий с трудом разворачивается головой в другую сторону и продолжает двигаться в прежнем направлении, к стопам Люцифера, только теперь он поднимается. Он миновал центр вселенной – и теперь то, что было «вниз», стало «вверх». Данте следует за проводником, ожидая гибели и уничтожения. Но вместо этого спутники перебираются через тело Люцифера и оказываются на ровной сухой тропе, ведущей вверх. Ад остался позади.

Когда мы достаточно глубоко изучаем, какая истина стоит за нашими страданиями, мы попадаем туда, где перестаем спускаться и начинаем подниматься, не меняя направления. Иногда это происходит медленно, например когда мы скорбим по любимому человеку, пока горе не отступает и в один прекрасный день мы не понимаем, что чувствуем себя нормально – нет, далеко не хорошо, но нормально. Такое часто случается во время терапии или коучинга, когда человек в душевном смятении ощущает, что здесь достаточно безопасно, а собеседник достаточно надежен и можно признать истины, которые он боялся увидеть. Именно это происходило со мной каждый раз, когда я говорила себе какую-нибудь истину о чем-то – от легкого неудобства до самого ужасного, что я только могу себе представить.

Для всех нас переход за центр вселенной означает прямую, самую непосредственную связь с фундаментальной ложью: «Я один на свете». Вот цепь, которая приковывает вас к глубочайшим страданиям. К счастью, вы уже усвоили метод, позволяющий разорвать эти цепи в любой момент пути через преисподнюю. Он действует на любую ложь – и на фундаментальную, и на поверхностную. Вот как применять ее, когда сталкиваешься с ледяным озерным ужасом.

Сначала замрите и ощутите присутствие своей самой мучительной мысли. Задайте себе вопрос: «Это правда? Я могу быть абсолютно уверен, что это правда?» Почувствуйте, как реагирует на это внутренний учитель. Вызывает ли самая мучительная мысль нежный звонкий отклик, который волной прокатывается по всему телу, разуму, сердцу или душе? Возникает ли ощущение, что вы наконец свободны? Или эта мысль – как оковы, как свинцовые гири, которые тянут вас назад в персональный ад? Видите, кем вы становитесь, когда верите в эту истину, и кем вы станете, если перестанете в это верить?