– Хочешь сказать, я милая? – Купава неожиданно положила ей голову на колени.

– Хочу сказать, что выглядишь на шестнадцать вёсен, а ума на шесть, – фыркнула Горислава, спихивая голову. – Идём дальше.

– Слушай, я видела, что у людей есть эти… Лошади. Мы можем купить такую?

– У нет денег. Лошади дорого стоят. Только на хвост и хватит, – ответила Горислава.

– Но у тебя же есть деньги из той шкатулки, что ты взяла из корчмы!

– Там не настолько много, – хоть и больше, чем разбойники украли у Гориславы, что очень образовало змеиню.

– У меня ещё есть жемчуг, я в реке насобирала! – не сдавалась Купава, в первый раз познавшая радость долго хождения на своих двоих – и не проникшаяся.

– Даже с твоим жемчугом – разве что на тощую, полудохлую клячу, или горбатого жеребёнка. И хватит болтать, особенно с полным ртом! – одёрнула её Горислава на правах старшей сестры.

Дальше они жевали хлеб в молчании, и змеиня тихо улыбалась под нос. Иметь младшую сестру пока было забавно, хоть немного раздражающе, и о том, что она – нежить, абсолютно забывалось.

– Ты говоришь, что знакома с другими русалками, – спросила Горислава. – Они на тебя похожи? В том плане – ты не выглядишь как покойница. Они тоже такие… Живые?

– Кто как,– Купава снова сняла лапти и опустила ноги в ручей. – Есть те, кто мало от живых отличается, а у кого-то лицо чешуёй рыбьей обросло. Или тощие, как скелетина. А у пары даже не было кожи на спине, все потроха наружу, фууу…

– Отчего это зависит, не думала? – спросила Горислава.

– Не знай,– Купава подала плечами. – Может, от того, насколько злыми они умерли, или сколько им лет. Может, через пятьдесят вёсен и у меня кожа со спины облезет! – она вдруг шлёпнула по воде ногой, подняв тучу брызг.

– Купава, чёрт! – Горислава вытерла лицо рукавом. – Не безобразничай! – а русалка только смеялась.

Когда они слова отправились в путь, Горислава продолжала расспрашивать Купаву о русалочьей жизни:

– Как у русалок вообще всё устроено? У вас есть царь – или там царица? Города под водой?

– О царице не слышала! – Купава подобрала прутик и теперь размахивала им, отгоняя комаров. – Русалки говорили о морском царе, но он в море, а у нас пресная вода… Раньше, говорят, водяные были, но их всех перебили, как русалок. Давай я тебе всё по порядку расскажу. Я плохо помню первые дни. Тогда ничего не понимала, и считала себя большой рыбой, как сом или щука. Ела рыб и да спала, зарывшись в ил. Потом начала приглядываться к людям, что приходили на берег, и поняла, что я не рыба. Один раз вылезла знакомиться, но тот парнишка испугался и убежал. Потом я начала плавать по Росе и её притокам и встретила других русалок. Они-то мне и всё объяснили. И то, что я теперь нежить, и что нам нужно держаться от людей подальше, потому что они нас ненавидят. Там есть русалки, которые помнят Богонравного и учат молодых сторониться людей… Живут они – то есть мы – общинами, в каждой есть своя главная, её зовут старшая сестрица, – Купава схватила Гориславу за руку.– Поняла, старшая сестрица?

– Поняла,– сказала Горислава, – Что я теперь русалочья царица… Только этого не хватало. Но погоди – ты ведь сказала, что под обрывом одна живёшь. Значит, не осталась жить в русалочей общине? Ушла?

– Ушла,– вздохнула Купава. – Там скучно. Днём спишь, вечером и утром на рыбу охотишься, ночью можно и погулять, особенно когда луна полная, поиграть на берегу… Но всё время играть надоедает. Наверное, потому что я беспамятная. Большинство моих русалочьих сестриц были крестьянками и всю жизнь трудились, так что рады тому, что целыми днями можно дрыхнуть на дне. А я хочу чего-то большего. О любимом воспоминания мучали, не отставали, ну и… – Купава смущённо затеребила браслет, – …Поссорилась со старшей.

– Дай-ка угадаю. Потому что спасла ту девоку?

– Да! Старшая на меня раскричалась, что нам-де людям показываться нельзя, и топить – только в крайнем случае, – вздохнула Купава. – И я ушла от них под родной обрыв.

Горислава вдруг поглядела вниз и заметила, что Купава шлёпает босиком.

– Так, лапти надень! – нахмурилась она. Русалка тяжело вздохнула и принялась наматывать на испачканные ступни обмотки.

***

Ворон закружил, каркая, над самыми их головами, а потом полетел прочь. Его точёный силуэт выделялся на фоне вечереющего неба.

– Мы дошли? Вот сейчас мы дошли? – Купава смотрела на городские стены, слишком усталая, чтобы радоваться. Они шли – с привалами, конечно – почти весь день, и съели невеликие припасы. – Вот как выглядят человеческие города, значит…

– Пойдём,– Горислава подхватила её под локоть и они прошли через городские ворота Лукарецка. Город это был меньше, чем Изок, и вырос, как можно понять из названия, внутри изгиба великой Росы. Речные причалы уходили далеко в воду, и около них скучились лодочники, готовые за пару мелких монет переправить на другой берег; были и рыбаки, разгружавшие улов, и торговцы, чьи большие торговые суда покачивались на волнах реки.

– Сюда привозят сушей товары, загружают их на большие суда, и отправляют дальше, на юг, – вяло рассказывала Горислава. – Там, за Полуденным Морем, огромные города. Больше Семигорска и даже Серебрянска. Мы называем те земли Заморьем. Говорят, там много чудес.

– Угу,– у Купавы хватало сил с любопытством оглядываться по сторонам. – Ты идёшь к Полуденному Морю?

– Нет, на восток, в Порубежье, – сказала Горислава. – На рубеж между Сиверией и Степью. Именно там Соколиная Застава… Последняя застава богатырей-витязей, как говорил Велимир.