– Бедная ты моя, – прошептала Купава, погладив её по груди.

– Да что я! Это ведь не со мной случилось, – Горислава болезненно скривилась. – Пару лет мать моя в рабстве у змеев была, вся спина в шрамах от кнута. А потом украла коня и сбежала. Чудом смогла добраться до родной деревни, а вся выжившая родня ей сказала – «Потаскуха, вали назад к змеям»!– она с силой ударила кулаком об пол, едва сдерживаясь, чтобы не закричать. – Только подумай – сказать такое своей племяннице, своей невесте!

– Но ты считаешь, что из-за тебя, – проницательно заметила Купава.

– Ну, из-за меня, – Горислава не любила об этом задумываться. – Если бы ма родила меня и в речке потопила бы, то, может, родня её б не выгнала. Была бы ещё одна русалка. Мелкая и злобная, не чета тебе,– она запустила руку в Купавины волосы. Та засмеялась:

– Тогда бы мы с тобой, может, вместе за жемчугом ныряли!

– Надеюсь, мне хватило бы ума на неё не обижаться. Потому что такие, как я, рождаться не должны, – глухо сказала Горислава. – Она меня никогда в этом не винила. Но я-то понимаю, что лучше б я мёртвой родилась…

– Чушню не неси! – Купава вывернулась из-под руки Гориславы и села. – Кто бы мне тогда ленты покупал, а? Лучше косу переплети. Я вижу, ты на неё смотришь – нибось ленты я по-дурацки завязала!

Горислава достала гребешок и принялась расчёсывать волосы сестрицы. Это успокаивало.

– А что должны – не должны… Матушка Параскева говорила, что раньше судьбу людей ткала Богиня, Матерь-Земля, – сказала Купава. – Но после того, как боги умерли, люди судьбу стали ткать сами. И если ты родилась змеиней, значит, ты этого хотела…

– Теперь ты чушню несёшь, – проворчала Горислава. – Как можно захотеть чего-то ещё до того, как родилась?

– Ну так а прошлая жизнь на что? – Купава сказала это, как будто ребёнку что-то очевидное объясняла.

– Священники Финиста говорят, нет никаких прошлых жизней, – фыркнула Горислава.

– А матушка Параскева говорит, что есть. Кому ты больше веришь?

– Себе. Пока не вспомню прошлую жизнь, не поверю, – Горислава завязала косу и полюбовалась на плод своих рук. Было чем гордиться: коса вышла куда лучше и ровнее, чем в прошлый раз.

– Смотри, вдруг там что-то скверное, – сказала Купава, погрустнев. – Вдруг у нас обеих что-то скверное… А, ладно. Пошли купаться! От тебя уже воняет.

– Купаться?!– от Гориславы действительно попахивало, да и рубашку простирнуть не помешает, но… – После того, как я переплела косу?!

***

Пока Горислава, раздевшаяся до нижней рубашки, плескалась в реке, Купава сидела на крутом берегу, опустив ноги в воду. Змеиня настояла, чтобы она в воду не лезла. Во-первых, ей было жалко косу. Во-вторых, Купава, забывшись, могла мы просто нырнуть на дно и начать гоняться за рыбами – объясняй потом деревенским детишкам, что плескались неподалёку, куда её сестрёнка делась и почему не потонула. В-третьих, кто-то должен был сторожить её одежду и драгоценный нож (спрятанный в сапоге). Вид у сестрёнки был кислый, а потом Горислава подплыла к ней и, вынырнув, схватила за лодыжку.

– Помогите, русалка меня потопить пытается! – рассмеялась Купава, ничуть не испугавшись.

– Потопить и съесть, – Горислава хищно оскалилась.

– Не надо. Я костлявая. И вообще дохлая! – Купава толкнула её другой ногой в лоб.

С губ Гориславы уже был готов сорваться шуточный ответ, но тут воздух над озером разорвал крик:

– Помогите! Помогите!! Сима, Симушка!

Вопила женщина, упав на колени около мостков неподалёку; вокруг было разбросано бельё.

– Утащила! Под воду утащила!! – визжала она.

Это было непохоже на шутку, совсем непохоже.

Прежде, чем Горислава сообразила – Купава вскочила и прыгнула в воду.

– Чёрт!– выругалась Горислава; край синей понёвы мелькнул, уходя на глубину. – Дурища!!

Ей, жестокосердной, было не очень-то жалко Симушку. Ей было заранее жалко их с Купавой: деревенские наверняка начнут интересоваться, откуда зеленоглазая девочка так хорошо плавать научилась.

Она выскочила на берег и принялась натягивать штаны – пытаться догнать русалку в реке было делом провальным, так что лучше ждать на берегу. С зажатым в руке ножом, с сапогами под мышкой она поспешила к мосткам, и поспела как раз в тот момент, когда Купава вылезла из воды, передав сбежавшимся мужикам бесчувственного Симушку – мальчишку лет одиннадцати.

– Симушка, милый мой! Ангелочек! Не дышит! – взвыла мать. Хмурая Горислава оттолкнула её в сторону, и, схватив Симушку за шиворот, перекинула животом через колено. Изо рта мальчишки хлынула вода, и он закашлялся.

– Симушка!! – теперь уже женщина оттолкнула Гориславу в сторону с недюжинной силой. Рыдая, она баюкала на руках хрипло дышащего сына. Потерев ушибленную грудь, змеиня протянула руку Купаве, помогая выбраться – у русалки хватило ума на людях не показывать, как она выпрыгивает из воды. Вид у сестрицы был виноватый, коса растрепалась, концы разноцветных лент грустно обвисли. Горислава только покачала головой. Ругать Купаву не хотелось. Она как щенок, дружелюбный и не умеющий осторожничать – такого ругай ни ругай, пока сам пинков достаточно не получит, не научится…