Змеиня с трудом сдержала смешок, так забавно звучало поминание Финиста на устах Купавы. Учитывая, что сама змеиня Пресветлого поминала раз в год, то у неё этому русалка научиться не могла. Не иначе как от отца Варфоломея нахваталась – и когда успела!

Купава тем временем бодро вспрыгнула на телегу и протянула Гориславе руку.

«Чёрт с тобой, – подумала змеиня, хватаясь за прохладные пальцы сестрицы. – Если уж эта крестьянка на самом деле работает на Ставра и заведёт нас в ловушку – лучше мы попадёмся в неё не умотанными дорогой».

Смирная лошадка неторопливо трюхала по полю, которое – как сейчас поняла Горислава, приглядевшись – было огромным пожарищем, уже почти заросшим. Купава взахлёб болтала с крестьянкой – как выяснилось, её звали Татьяна. Змеине оставалось только дивиться, как беспамятная нежить умеет начинать и поддерживать разговор.

– Два года назад тут всё выгорело. Из степи огонь принесло. Это Острожье выжигало всё вдоль шляха. Коням нечего жрать – степняки в набег не пойдут… – рассказывала Рябина. – А ветер подул в нашу сторону. Даже в Осинках что-то сгорело.

– Разве это не опасно? – охнула Купава. – Что может быть страшнее пожара!

– А что делать? – Татьяна пожала плечами. – Змеи-то похуже будут. Острожье ведь всё-таки сожгли несколько месяцев назад… Царица у нас блаженная, – вдруг забранилась она, нахмурив брови. – Говорят, когда змеи нашими землями владели, они набег устраивали только на тех, кто дань не платил… А теперь как от них откупиться? Какому из ста ихних ханов платить и сколько?

Горислава закатила глаза. И тут разговоры о князьях и ханах. Что за проклятое место этот Лукорецк, что тут даже крестьяне чешут языки не о том, с кем Авдотья через плетень целовалась.

– Вот как! Много зла вам змеи чинят, – сочувственно сказала Купава. – Но на сестрицу мою вы косо не смотрите. Хороший вы человек – не все такие…

– А что на неё смотреть? Одёжка-то наша, значит, и сестрица твоя наша, – усмехнулась Татьяна. – У меня самой кровный прадед змей, бабка с жёлтыми глазами была, но уже мать обычной родилась. Прабабке свезло, что дед от неё не отказался, хоть порченая была. Не всем так повезло…

– Не всем,– глухо сказала Горислава. История мытарств матери после побега из плена была вечной болью змеини, хоть рассказывала она её дочери нечасто. И с пугающе каменным лицом.

– Говоря, Осиново заново пришлось отстраивать от того набега. Ничего, отстроили!

«Точно как материну родную деревню…» – рассеянно подумала Горислава.

– Осиново на берегу Роси стоит? – поинтересовалась русалка, вдруг встрепенувшись. Значит, учуяла реку.

– Нет, на Камышовке... Приток Роси великой, её сестрица, – ответила Рябинка. – Уже почти приехали!

Она показала на блеснувший над лесом блеснул символ Финиста на колокольне церквы.

– Что с тобой?– спросила Купава. Затылком, что ли, она видеть умеет? Потому что как иначе она заметила, что Горислава вздрогнула так, что прокусила до крови губу.

– Ничего,– глухо ответила Горислава.

Мать никогда не говорила, как называлась её родное село. Упоминала только, что оно стояло на берегу речки Камышовки…. Неужто то самое?! Когда они наконец въехали в Осиново, Горислава заозиралась по сторонам. Ничего необычного: село как село, наличники резные, берёзка ветви на дорогу свесила… Плющ плетень увил… Может, на этом месте стояла родная изба матери, которую змеи сожгли. Где-то тут, может, и дядя матери живёт. Который ей плюнул под ноги, когда та вернулась, назвав «змиевой жинкой». Или жених. Который на порог её не пустил. И мать его. Которая орала вслед Косане «потаскуха»… Горислава вцепилась в борт телеги так, что тот затрещал. Она ведь даже их имён не знает!! Ни имён, ни лиц…. Любой взрослый может оказаться тем самым, из-за кого мама разучилась улыбаться.

– Горька,– Купава положила ей руку на плечо. От ладони русалки исходила прохлада, и разгоравшийся гнев присмирел. Горислава прерывисто вздохнула.

– Всё в порядке, – глухо сказала она. Соврала: ничего в порядке не было, её трясло. Но дала себе зарок – не расспрашивать тут никого о красной девке Косане. Не выяснять, где те люди, что так жестоко поступили с её матерью.

Потому что не сдержится ведь. Убьёт.

***

Татьяна, как выяснилась, приехала к куму. Кум был не против, если девушки переночуют у них; Горислава попросила дать им угол в сенном сарае, пусть кум и хотел постелить на лавке в сенях.

Так ей было спокойнее.

Она развалилась в сене, прикрыв глаза, а Купава легла рядом, прижалась, как маленький ребёнок (хотя почему «как»…).

– Что произошло? Что с Осиновым не так? – спросила она шёпотом.

– Моя мать тут родилась, – глухо сказала Горислава. – Семья была. Младшие братья-сёстры. Жених. А потом змеи пришли, всё сожгли. Младшие перепугались и под лавку спрятались. Так и сгорели и с избой. Старики схватили вилы, пытались задержать змеев, чтобы дать детям время бежать... Умерли от змеиных стрел. Мать моя у колодца была, когда добежала до дома, то только мертвецов увидела. Говорила, что кинулась в горящий дом, там кричали, а змеи её за косу схватили и прочь потащили…