– Чуть не неси. Какое ты чудовище! – отрезала Горислава.

Купава улыбнулась.

– Тебе поверю,– сказала она. – Поверь и ты: я не злюсь на тебя за это… приключение и не считаю тебя виноватой. Мне даже понравилось. Не та часть, где я связанной сидела, конечно, а та, где я сбежала. Это было так… – Купава замялась, подбирая слова – так весело. Мне кажется, я просто вспомнила, – пальцы русалки нервно скомкали понёву, – при жизни я любила рисковать. Любила попадать в опасные ситуации и выбираться из них. И смеяться при этом. Кем же я была? Может, разбойницей какой? Или этой, как её, скоморошкой?

– Да не важно,– сказала Горислава, и тут же поправилась, чтобы это не звучало пренебрежительно. – Мне не важно. Мне важно, кто ты есть сейчас, поняла? А сейчас ты моя младшая сестра. Которая… Которая уже второй раз спасает мою дурную задницу, – она скупо улыбнулась, и Купава с готовностью расплылась в ответной улыбке.– А сейчас давай-ка я тебе переплету косу. Эта совсем растрепалась.

***

Горислава наклонилась над рекой, силясь разглядеть своё отражение и оценить ущерб. Лицо до сих пор было припухшим, не хватало одного клыка, а от передних зубов остались только неровные осколки. Морщась от боли, Горислава расшатала их, выдрала из десны и бросила в реку – сначала один, потом другой.По воде расплылись кровавые кляксы.

За спиной хрустнула ветка, и Горислава резко обернулась. Отец Варфоломей стоял неподалёку; лицо оставалось в тени капюшона, и его выражение было не разглядеть.

– Умеете вы подкрадываться, святой отец, – усмехнулась щербатым ртом Горислава. Она не была рада видеть отца Варфоломея: пусть он и не рассказал другим монахам о беглянках (ну, или утверждал, что не рассказал!) и даже принёс хлеба, он оставался слугой Пресветлого Финиста. Горислава же была степной диаволицей – существом, которое Финист своим сиянием одарит в последнюю очередь. Да и ходил этот отец слишком тихо. Подозрительно.

– И тебе доброго утра. Ты выглядишь лучше, чем вчера, – сказал Варфоломей, спускаясь к воде.

– Говорите начистоту. Слишком сильно лучше, да? – сказала Горислава, сложив руки на груди.

– Твои раны заживают удивительно быстро, не иначе как милость Финиста снизошла на тебя, – невозмутимо сказал монах.

– За дурочку-то меня не держите. Будто не поняли, что я степная диаволица с нечистым даром, – проворчала Горислава. – На мне всё заживает как на собаке. Отец Валериан говорил, что это нечистый бережёт мою плоть, чтобы я больше зла могла причинить…

– Я понял, что ты девушка, попавшая в беду, – с достоинством ответил отец Сергий. – И я не могу придумать большой гадости нечистому, чем протянуть тебе руку помощи. Чтобы тебе не хотелось творить зло.

Горислава нахмурилась. Говорил монах красиво, но доверия к нему не прибавилось.

– К тому же у меня свои счёты со Ставром Елисеевичем, – невозмутимо добавил отец Варфаломей. – С ним ты и повздорила, верно?

– Угадали,– сказал Горислава: всё равно скрывать смысла не было, – Можете мне тогда сказать про него хоть пару слов? Кто он вообще такой?

– А ты не поняла? Ублюдок, незаконный брат князя Гордея, – Варфоломей присел на замшелый пень и сгорбился, – который с младых ногтей хочет надеть княжескую соболью шапку. Как старый князь умер, он мать Гордея со свету сжил, а брата споил до свинячьего состояния. Весть город его, но это ему мало.

– Понятно. А что за Пётр Червонец?– пусть Горислава и хотела убраться от Лукарецка куда подальше при первой же возможности, немного узнать о том, в какие игры её вовлекли, не мешало.

– Петька-то? Из Подгорного он, старшой тамошних наймитов, которые купцов за деньги охраняют.

– То есть не разбойник? – удивилась Горислава.

– Скажем так: если купец решит не платить подгорным, то разбойники на него точно нападут,– сухие губы монаха тронула ухмылка.

– Порядки тут у вас… – Горислава покачала головой.

– И так везде. От Царь-порта до Серебряного града, – слова монаха сочились горечью и желчью. – Переломили нам хребет степные ханы. Пусть мы и не платим им дань больше, не та Сиверия стала, совсем не та… Князья друг другу в горло норовят вцепиться, поселяне разбойничать идут. Шайки лихих людей свои земли и города имеют. Как стольный Семигорск змеи сожгли, так порядку и не стало. В каждом городе свой царь-государь! Царя Василия безумцем прозвали, да только при нём такого бардака не было… Сиверия – как труп, который черви глодают… А ведь заморские короли тоже не дремлют… Друзьями они нам никогда не были, пусть и князья отдавали своих дочерей им в жёны… Щерцинцы особенно, они давно зубы на наши западные города точат!

Горислава возвела глаза к небу. Мудрый старец сейчас говорил, как выпивоха Ефим, завсегдатай Изокских кабаков. После пяти-шести чарок его начинало разбирать: начинал рассказывать всем желающим и нежелающим, что всё плохо, а гилейские и иберийские цари, не говоря уже о щерцинском, спят и видят, как бы завоевать Сиверию. Помнится один раз змеиня не выдержала, схватила Ефима за шиворот и окунула несколько раз в бочку с водой (стояла в углу на случай пожара) под дружный хохот завсегдатаев. Она подавила желание сделать то же самое с отцом Варфоломеем, а просто сказала: