— А знаешь, — спросил я, — что еще легче?

Не дожидаясь ответа, резко вскинул руку, и густая чернота, сорвавшись с моих пальцев, ударила его в грудь и отшвырнула к стене. Даже штукатурка осыпалась от встречи с его затылком. За последнее время я стал делать это гораздо быстрее, резче и жестче, чем раньше. Не давая опомниться, я схватил его за горло и, сжав, начал вытягивать силы — так что он даже не успел бы щелкнуть. Щелкунчик недоделанный.

— Умрет она, — я заглянул в мигом затянувшиеся страхом глаза, — сдохнешь ты. Не быстро и очень мучительно.

Не в силах даже бровью повести, он начал бледнеть, бессильно хрипеть, вращать глазами и хватать ртом воздух, наконец испытав на себе, что значит «Темнота сожрет» — легко грозить тем, чего не понимаешь. Я чувствовал лихорадочное, истеричное дрожание его жалкой душонки — и мог убить его хоть сейчас. Но за одной душой слабо, еле ощутимо трепетала другая, которую не вытянуть просто так — она будто была в плену, как птица в клетке. Убив его, я могу забрать себе душу, но только одну — а его идет в приоритете. Удобно устроился.

Сейчас его душа была ценна — не сама по себе, кому нужен такой мусор, но потому что держала ее душу мертвой хваткой, понимая, что без нее его прибьют в тот же момент.

Мелкие глазки, уже порядком выкатившиеся от беспомощности, нервно перебежали с меня на Нику, и, словно приняв решение, этот недохозяин хрипло выдохнул:

— Выйди!..

Балерина тут же покачнулась, будто то, что держало ее у пола, исчезло. Глеб подскочил и подал ей руку, помогая подняться, и оба вышли. Дверь захлопнулась явно еще одним пинком.

— Отпусти! — прохрипел коротышка, враз переставший быть хозяином положения. — Я готов к переговорам!..

Сколько замечал, готовность к переговорам резко увеличивается, стоит осознать неготовность сдохнуть.

Коридор, казалось, содрогался от музыки, доносившейся из основного зала. Чувствуя, как звуки долбят по вискам, Ника прислонилась к стене и вытерла мокрую щеку. За дверью кабинета раздавались голоса, но ни слова не разобрать. Однако то, как этот урод скорчился от боли и страха, стоило уже очень много — на это она могла бы смотреть и дальше — хоть стоя на коленях, хоть лежа на полу, хоть вообще с того света.

Парень рядом задумчиво разглядывал ее. В глазах сочувствие — когда его друг уходил ночью от нее, он смотрел точно так же. Она уже и отвыкла, что кто-то может быть добр без желания воспользоваться.

— Я, конечно, знал, — вдруг заговорил он, — что я такой не единственный в мире. Но ни одного живого мертвяка раньше не видел. Ну что, добро пожаловать в клуб!

Ника рассеяно осмотрела его, странно радующегося подобному факту. В отличие от нее, этот выглядел довольным, даже счастливым — словно принадлежать кому-то, кроме себя, было не такой уж и трагедией.

— А то, что он твой хозяин, не смущает?

— Не хозяин, — парень мотнул головой, — а брат и лучший друг, который меня спас, а не убил. Кстати, он кое-что передал для тебя.

Засунув руку в карман, он достал оттуда пакетик с двумя белыми таблетками, которые могли быть чем угодно: от снотворного до яда.

— Ты Косте доверяешь? — спросил он, протягивая это ей. — Ничего с тобой не будет. Только принять надо сейчас.

— Да даже если будет, — отозвалась Ника, — мне уже без разницы.

Взяв пакетик, она торопливо проглотила две таблетки, чувствуя неприятную горечь на языке.

— Ну давай переговорим, — я разжал пальцы.

Покачнувшись, хозяин клуба схватился за горло, бледный, трясущийся, покрывшийся испариной — пытаясь отдышаться, пытаясь скрыть ужас, который прочно засел в глазах. Убив без колебаний ее, к смерти любимого себя этот уродец оказался не готов. Конечно, его-то душонку никто не вернет.

— Чего ты хочешь? — потирая шею, он начал торговаться. — Сколько, чтобы оставить нас в покое?

О, как заговорил — а начинал с того, что это я должен ему заплатить. Каких еще вас? Она-то явно не в покое.

— Отдаешь ее душу, — сказал я, — и будет тебе покой.

Карлик нервно отпрыгнул в сторону, услышав в слове «покой» дополнительный смысл.

— Да у меня покровители есть! Сделаешь мне что — и они тебя размажут! Да ты знаешь, кто за мной!..

Да какая разница, кто за тобой, если ты сам по себе ни на что не годен. И, в отличие от покоя, покровители не будут длиться вечно. В этой тусовке за тебя заступаются только, пока ты жив — мертвым ведь не выкатишь ценник.