Шрифт:
И вот теперь я лечу туда, в надежде зализать все свои раны.
Глубокие. Рваные. Загноившиеся.
Но я сама дура. Запустила, планомерно посыпая их солью и тленом. И ничего теперь плакать. Бессмысленно.
Вот только слезы не удержать. Они текут беспрерывным потоком, подбородок, то и дело, дрожит от обиды на себя и на весь этот жестокий, несправедливый мир. Прячу зарёванное лицо, прикусываю кулак со всей силы, чтобы, не дай Бог, не издать ни малейшего звука, и прислоняюсь лбом к прохладному иллюминатору.
Где-то там остался Он.
Красивый до боли, любимый как никто и никогда. И жестокий!
Господи! Ну зачем я его встретила? Зачем вернулась, дура набитая, и снова как в омут с головой? Зачем, наивная, наслушалась советов Магнара и пошла на поводу у его домыслов?
Пусть бы и дальше считал меня холодной, расчётливой сукой. И гордость была бы еще жива, а теперь я лишь одна из бесконечного списка его побед. Галочка! Использовал и выкинул за ненадобностью, очевидно, опасаясь, что я, как тупая влюбленная кукла, буду бегать за ним и выпрашивать добавки с щенячьим восторгом в глазах.
Не буду.
И никогда не позволю себе забыть то чувство беспомощности и испепеляющей боли, когда он просто ушел. Бросил меня использованную. И ни слова не сказал, будто бы я не женщина, а кусок бездушного пластика.
Да только я все чувствую!
Агония нон-стоп…
Самолет сел ранним утром. На улице льет как из ведра. Видимо, погода полностью со мной солидарна. Но на душе становится еще муторнее. До такой степени, что хочется лечь и сдохнуть, а дальше хоть трава не расти. Правда, вопреки всему, я заставляю себя вызвать такси, а потом и поехать по нужному адресу. Туда, где раньше бабушка встречала меня ажурными блинчиками и вареньем из крыжовника.
Где пахло домом и счастьем.
Сейчас же здесь гуляют лишь призраки прошлого, и мебель накрыта белыми простынями. Вот так бы и мне укрыться от своих, выворачивающих сознание, воспоминаний. Да только в жизни так просто не бывает.
Нужно заставлять себя, каждый день подталкивать, пинать, если понадобиться, чтобы выползти из этого тухлого болота под именем «неразделенная любовь». И днем мне казалось, что я неплохо справляюсь и вспоминаю Гордеева не так уж и часто, всего лишь пару десятков раз в час. А потом наступала ночь и воспоминания, как ядовитые пчелы жалили меня до тех пор, пока я не срывала голос от жалобного плача.
Долбанный день сурка.
Найденная на скорую руку работа тоже не приносила удовольствия. Безжизненный робот, набор программ и не более – вот она новая я. Еще и отец узнал мой тюменский номер и решил донести до меня какой я безответственный у него ребенок.
– Это что еще за выкрутасы, Арина? Почему не предупредила, что уезжаешь?
– Потому что не захотела, – честно выдала я.
– Кто обидел? – почти зарычал в трубку, а я грустно улыбнулась.
– Пап, мне пора идти, – оставила я его без ответа.
– Я прилечу сегодня вечером. Поговорим, – не вопрос, простая констатация фактов.
– Я тебе буду не рада, – без обиняков доложила я.
– Ну так же нельзя, дочка, – почти нежно произнес он и у меня тут же жалобно задрожал подбородок.
Ах, если бы он хоть однажды был мне опорой. Может быть тогда я не наделала столько ошибок. Не выросла такой махровой идиоткой. И нет, я его ни в чем не обвиняла, просто я так устала быть одной. А теперь что я ему скажу? Мы абсолютно чужие люди и говорить уже не о чем. Совершенно…
– Спасибо за заботу, папа. И пока.
– Арина, – но я отбила звонок, а потом снова проплакала несколько часов, мечтая всего о капельке любви к себе, но не такой, где я удобная или такая, какой меня хотели бы видеть окружающие. Нет!
Я хотела, чтобы меня полюбили безусловно, со всеми моими недостатками. Вопреки всему.
Глупые мечты. Знаю. Но мечтать же невредно.
Так я и жила, а скорее существовала в этом мире. Утром – бассейн. Днем нелюбимая работа. Вечером йога. Ночью – слезы. И все по кругу. Были и развлечения – попала в аварию. Сама виновата, засмотрелась на парня, который со спины до одури был похож на Гордеева.
Больше за руль не садилась. Куда мне, с такими припудренными мозгами? Только людей давить.
А еще на выходных ездила в приют для животных. Думала взять какого-нибудь щенка из отказников и подарить ему всю свою нерастраченную любовь. В итоге с выбором определиться так и не смогла. Смотрела в глаза всех этих несчастных пёселей и не понимала, как могу кому-то сказать «да», а кому-то «нет. Сделала щедрое пожертвование, и еще более разбитая уехала домой.
А уже на следующий день получила от неизвестного адресата сообщение, от которого сердце пропустило удар, а потом заухало как сумасшедшее.