Шрифт:
– Дилетанты. Даже номер нормально скрыть не могут. Всё, дай парням время. Их найдут в течение часа-двух.
– А мы что будем делать?
– Ждать информации. Как только будет, поедем туда.
– Но что если они обидят Марусю… Я не могу даже представить, что они могут с ней сделать.
– Надеюсь, они не полные идиоты.
Богдан привозит нас в мой двор.
– Пошли, успокоим вашу Альбину Сергеевну. Надо бы врача вызвать. Человек уже в возрасте, мало ли… - размышляет Богдан.
А я ойкаю, даже не подумала об этом.
Альбина Сергеевна бросается мне на грудь, как только переступаем порог квартиры.
– Алиночка, - захлёбывается слезами.
Видно, что успокоилась с большим трудом, а сейчас по новой началось. Руки дрожат, бледная сама, как простынь. И извиняется без конца.
– Успокоительного надо, - Белоусов отлепляет её от меня с большим трудом.
– Вы из полиции? – с надеждой спрашивает она. – Мне надо дать показания? Всё описать?
– Я не из полиции, но рассказать можете, что произошло.
– Алина, кто это? – Альбина Сергеевна смотрит на меня растерянно.
Я не успеваю открыть рот, Богдан отвечает за меня.
– Отец Маши.
– От-тец М-маши? – заикается она.
Так удивлена, будто думала, что его не существует. Ах да, я же говорила, что он погиб, а Богдан тут, живой и невредимый.
– Пойдёмте, где кухня? Аптечка? Вам надо врача вызвать? – заваливает её вопросами и уводит.
А я остаюсь в коридоре, не зная, куда деть себя. Идти за ними не могу.
Потоптавшись в растерянности, бреду в нашу с дочерью комнату. Падаю на диван и беру большого плюшевого кота, с которым Маруся любит засыпать последнее время.
Что я могу? Только молиться. Этим и занимаюсь, пока дверь комнаты не открывается и не заходит Богдан.
– Где Альбина Сергеевна?
– Спит у себя.
– Что ты ей дал, что она вырубилась?
Белоусов усмехается и садится рядом.
– Что-что? Снотворное.
Потом берёт кота из моих рук и внимательно смотрит на мохнатую белую морду. Крутит в руках, не зная, что с ним делать.
– Она действительно моя? – Голос его ломается на этих словах.
– Да.
– Почему сразу не сказала?
– Я… хотела. Ждала подходящего момента. Потом ты мог бы мне не поверить… Но ты как её увидишь, сразу всё поймёшь. Она очень… очень на тебя похожа.
– Есть фото?
– Да, конечно.
Роюсь в телефоне, нахожу одно из последних и протягиваю Богдану. Тот всматривается в личико дочери.
– Действительно… похожа…
На его лице неуверенная улыбка. Впервые вижу его таким. Это странно и непривычно. Белоусов и отсутствие уверенности.
– Я бы ещё недавно сказал, что это невозможно, но… видимо, в этой жизни возможно всё. И что-то хорошее тоже.
– П-почему… почему ты сказал, что ты стерилен?
– Потому что так и есть… было то есть. Видела же шрамы у меня на бедре? – Киваю. – Последствия аварии. Гонял по глупой молодости. Восемнадцать мне было тогда. Влетел неудачно, ну и зажало меня металлом. Весь корпус тачки покорёженный был. Нижнюю половину тела сдавило, кровоток нарушился. Хорошо, что не парализовало, но восстанавливался я около полугода. А вот последствия в виде стерильности были необратимы. По крайней мере, так утверждали врачи.
– И ты вообще не предохранялся? Всё это время? Не пересдавал… анализы?
– Иногда предохранялся… иногда нет. Анализы… да на кой чёрт мне проверяться, могу ли иметь детей? Жениться я не планировал. Ну… если бы вдруг собрался, обследовался бы. Наверное.
– Пожимает плечами. – А так меня всё устраивало. Говорил же… я одиночка.
Мы замолкаем. Богдан больше ничего не добавляет к своему рассказу, а я и не спрашиваю.
– Ты… ты сказал, что выслуживаться им больше не перед кем, что ты имел в виду?
– А это… - Усмехается. – Удачно съездил. Разобрался с предателями.
Мне даже не надо уточнять, что он имеет в виду под словом «разобрался».
– И с сестрой?
Богдан поворачивает голову, смотрит на моё потрясённое лицо.
– Расслабься, Алин. Чего ты там напридумывала? Сестра в СИЗО. А у меня сделка со следствием. Чтобы аккуратно воскреснуть в этом мире, иногда надо идти на уступки.
Не успеваю никак прокомментировать. В этот момент звонит телефон Белоусова.
Он очень внимательно слушает, потом серьёзно кивает и выдаёт: