Но в голове, как назло, начинает крутиться «кино» из фрагментов ужастиков, когда-либо виденных мною. Как сказал когда-то один мой знакомый - персонажей страшнее маленьких девочек в хоррорах ещё не придумали.

Щёлк! И ее миниатюрная ручка выключает свет в классе. Сбрасывая с себя оцепенение, я вскакиваю. К несчастью, выключатель как раз у входной двери. Теперь я просто вынуждена идти туда. В темноту.

Девочка исчезает в коридоре. Почему она поманила меня за собой жестом? Возможно, глухонемая?!

Напоминаю себе, что, в конце концов, это просто ребёнок. А я взрослая и сильная женщина. Ну, может, не такая уж сильная, но взрослая точно. Педагог, не имеющий права паниковать на ровном месте. Да еще, к тому же, в школе…

Иду за ней, забыв про оставленные на столе тетрадки и ключи от класса, забыв про все.

Выхожу в плохо освещённый коридор. Она тихо смеётся, отбегая от меня подальше. Смотрит внимательно. Как зачарованная, я иду за ней, а у самой мороз по коже от звуков ее детского смешка. Могут ли глухонемые смеяться? Вряд ли.

Спускаемся на один лестничный пролёт. Да что она хочет показать мне?! Странная девочка бежит коридорами дальше, но не быстро, а так, чтобы я видела ее. Вот тут мои нервы начинают сдавать, и я спрашиваю:

– Куда ты меня ведёшь?

Мой голос звучит гулко и странно в этой почти абсолютной тишине. Она не отвечает, но оборачивается.

– Чего ты хочешь, девочка?
– снова окликаю ее.

Последний вестибюль перед выходом из школы освещён чуть получше. Я резко ускоряю шаг в попытке разглядеть ее как следует, и даже уже почти догоняю, как вдруг она ловко шмыгает за тяжелые двери куда-то на улицу.

Я - за ней! Но на улице холодина, а я только в кофте и брюках. Девочка, кажется, тоже в чем-то легком, без шапки. Сперва я как будто совсем теряю ее из виду. Потом замечаю, как она машет мне и изо всех ног бежит по направлению к блокам. Что это ещё за малолетняя хулиганка?!

До блоков – жилого дома детдомовцев, недалеко. Решившись, двигаю за ней. Вот сейчас как поймаю!

Но девочка исчезает сразу за дверью детдома. Такое впечатление, что она просто открыла дверь и пропала. Теперь я захожу в абсолютно пустой вестибюль.

– Сюда, - слышу тихий тонкий голосок.

Смотрю, и чуть не подпрыгиваю от увиденного! Это она же, только стоит на лестнице, ведущей на второй этаж. Как она перемещается так быстро?

– Да что ж такое… Как тебя зовут?!
– вскрикиваю, спеша за ней. Но она прикладывает палец к губам, словно желая, чтобы я не шумела.

– Аня Маркина, - отвечает, и скрывается в одном из ответвлений коридора уже окончательно.

У меня уже не остается страха, только беспомощность и злость. Вернее, я очень рассержена ее поведением. Озираюсь по сторонам. Ну, и что я здесь делаю, спрашивается? Зачем бежала за ней через снега?

Раздаются чьи-то смешки. Из комнат начинают выглядывать детдомовцы самых разных возрастов. Никаких взрослых из числа персонала здесь, увы, не наблюдается, что было ожидаемо. Ну как руководство может так спокойно оставлять этих детей одних на ночь?!

Дедушка-школьный сторож, насколько мне известно, уже сладко спит, полупьяный, в своей каптерке.

Развернувшись, я уже собираюсь выходить из детдома, когда передо мной неожиданно возникает рослая фигура Зимина.

Одетый в какую-то видавшую виды темную футболку и такие же тренировочные штаны со «страшными» рисунками из японского аниме с иероглифами вперемешку, он стоит передо мной как вкопанный. Выглядит бледным, взъерошенным.

– Привет! Ты ко мне?
– спрашивает странно. Тут же радостно хватает за руку и, не дав опомниться, затаскивает в ближайшую узкую комнатенку, сплошь заставленную застеленными детскими кроватями. Закрывает дверь.

Я осматриваюсь по сторонам, несмотря на пикантность ситуации. Вокруг, в комнате - нищета и разруха. Лампочки без плафонов, постельное бельё хоть и чистое по виду, но серенькое, старое. Мебель самая простая, чтобы не сказать древняя, а окна, судя по рамам, тоже не менялись лет сто.

И холодно. По моим ощущениям - не больше семнадцати, восемнадцати градусов! Зябко обхватив себя руками, я прохаживаюсь взад-вперед по комнате. Затем поворачиваюсь к нему. Зимин наблюдает за мной молча, сощурившись, а на его губах расплывается хитрющая улыбка.

С удивлением подмечаю, что мне не так уж некомфортно в его обществе. Сейчас я даже испытываю некоторую надежду, что мы сможем нормально поговорить, раз уж я здесь, по-доброму и, может быть, помириться с ним, если это слово вообще уместно.