Следом я осмотрела шкаф и секретер. Прощупала магией каждую коробку.

Увы, поиски не увенчались успехом.

От досады я стукнула кулаком по столу.

Неужели все зря?! Похоже, прав был Леонайд, лучше бы я пошла спать.

Но не успела я толком расстроиться, как стол подозрительно щелкнул.

Потайное отделение открылось прямо посреди столешницы искусно замаскированное под резной рисунок.

Ну ничего себе. Тайник оказался намного проще, чем я думал. Не магический, а механический!

Чтобы найти его не нужна была магия, требовалось лишь нажать в нужном месте.

Внутри оказалось совсем немного места. Туда поместилась тетрадь в твердом переплете. Похожие лежали в коробках, и записи в них походили на дневники старого лорда Аксельдора. А эта наверняка была особенной, раз ее положили в тайник.

Я тут же достала находку, запоздало обругав себя за то, что так беспечна и не проверила предмет на наличие охранных чар. Так ведь можно и проклятие схлопотать. Но мне повезло.

А стоило открыть тетрадь как оттуда что-то выпало, засветившись розоватым магическим светом. Я машинально подняла предмет и чуть снова не выронила.

Это было кольцо-печать. Родовая вещь с красивой, украшенной розами и вензелями буквой «А». Я знала чей это герб. Буква означала отнюдь не семью Аксельдор.

Внутри все похолодело.

Откуда у старого лорда Аксельдора вещь, принадлежавшая моей семье?

Вывод был очевиден. Он получил это кольцо от моего отца. В этом я почти не сомневалась.

Что подумает Леонайд, если найдет его я понятия не имела. Наверняка заинтересуется всеми забытым древним семейством. А это точно не было мне на руку.

К сожалению, карманов в этом вечернем платье предусмотрено не было. Не придумав ничего лучше, я запихнула кольцо в вырез платья.

Вдалеке послышались шаги, и я торопливо за озиралась в поисках места куда спрятать тетрадь.

Конечно, можно было попробовать устроить возгорание, но вряд ли тетрадь сгорит достаточно быстро. А как это ускорить с помощью магии я пока не изучила.

Не придумав ничего лучше я бросила тетрадь на кушетку и села на нее.

Может, получится незаметно спрятать или даже унести с собой.

Леонайд появился с бутылкой игристого вина и двумя старомодными бокалами. С золотой каймой и орнаментом на древний манер. Из таких уже не пили лет двадцать. Спасибо урокам домоводства в пансионе, где нам рассказывали о сервировке стола и модных тенденциях на посуду. Совершенно бесполезные знания!

— Это вино из запасов моего брата, — признался жених, мастерски открывая бутылку. — Отличается красивой игрой пузырьков и мягким кремовым послевкусием.

— Главное, чтобы от него стало теплее… и твой брат… то есть, ректор не будет против?

— Его сейчас сложно чем-то всерьез разозлить, — отмахнулся Леонайд. — Мне кажется, даже если начнется война, он лишь пожмет плечами и отправится проверять ведомости.

Разлив вино по бокалам, Леонайд продолжил просматривать бумаги, а я сделала жадный глоток. Расслабиться мне сейчас точно не помешает. Нервы напоминали натянутую тетиву, которая вот-вот лопнет.

Вино приятным теплом разлилось внутри. Так что я быстро осушила бокал, чувствуя, как напряжение отпускает меня.

О втором бокале я попросила сама.

Продолжив наслаждаться согревающим напитком, я взяла очередное письмо из коробки. Бумага сильно пожелтела от старости. Я уже не надеялась найти что-то интересное. Разумно казалось, если что и было, то я это уже нашла в тайнике. Так что я совершенно не ожидала увидеть подпись и печать от которых чуть не остановилось в испуге сердце.

Печать, оставленная тем самым кольцом, что я припрятала в ложбинке груди.

Взгляд жадно забегал по строчкам.

Это оказалось очередным письмом родителя к ректору. Вот только его писала моя бабушка.

Судя по дате, написано оно было еще до того, как случилось восстание.

В письме бабушка просила посодействовать и оградить общение ее дочери… с моим отцом. Речь шла о Мартине Де Вилье, который «везде хвостом таскался за драгоценной Эмилин».

А я и не знала, что отец учился в Королевской академии, он никогда не упоминал об этом. Да и в галерее с портретами выпускников я его не встретила. Хотя это возможно потому, что он не был выдающейся личностью. Или его отчислили после такой просьбы.