Похоже, выброс вещей произошёл из разбитой кабины, оттого к концу дня после тщательных поисков Олежка стал обладателем кое-каких запасов еды и одежды, одеял с дырами и, самое главное, как ему показалось, он нашёл измятый и порванный лист, на котором была нанесена местность, где он сейчас находился. Снимок недавний, принят со спутника позавчера.

С тем, что у него осталось, Олежка, поразмыслив, посчитал богатством, тем более что съёмку он мог уверенно идентифицировать с видимым пространством. Во всяком случае, в первое время, как он подумал, ему с Шенькой не грозила опасность затеряться для самих себя среди гор, лесов и рек.

А потом… Он не загадывал пока. Надежда – увидят со спутника.

Спать легли рано и поднялись с восходом солнца.

Поели, экономя скудные запасы и в течение часа совещались. Шенька распластался на камне, впитывая горячие лучи солнца. Олежка же сидел на одеяле так, что огромный немигающий глаз зверька оказался на уровне его глаз, и они могли без помех обмениваться мнением. Человек высказывал свои соображения, а шенорог, время от времени, гремел конечностями, соглашаясь и выказывая своё сомнение.

– Нам, Шенька, осталось пройти чуть больше восьми тысяч километров. Куда идти я примерно знаю, но через горы не пойдём. Надо идти вдоль хребта, хотя это немного в сторону Там дальше горы будут ниже… Как будто… Я так думаю… От голода не умрём. Наша планета нас прокормит, а, Шенька?.. То-то. Пойдём к югу. Зима, когда ещё будет. Успеем по теплу…

Уже поднявшийся и готовый в дорогу, Олежка невесёлым взглядом окинул горизонт в том направлении, куда предстояло идти, и сказал:

– Что там, Шенька, моя мама делает?.. Она и так по мне соскучилась, и я тоже, а тут ещё такое… Эх, Шенька!.. Идём!

– Я же говорила! Говорила!

Ника была вне себя. Она причитала, переживая ужасную объёмную ситуацию, переданную вездеходом Олежки, в которую вовлечена и она – огромные камни, подпрыгивая и сшибаясь точно невесомые мячики, с грохотом неслись с кручи, неумолимо приближаясь к ней. Сильный удар исказил картину и она погасла. И что сталось с Олежкой, её сыном, она не знала.

Сергей, безвольно уронив тяжёлые загрубевшие руки, устало сидел в кресле не в силах что-либо сказать. Горе потрясло его, опустошило – ни сил, ни желания что-либо делать, предпринимать.

А ведь всё так хорошо складывалось. Ещё год-полтора, может быть, немного больше и появится реальная возможность покинуть эту ненавистную для него планету. И вот теперь она, смрадная и постылая, отняла у него сына. Она горем убивает его жену. Она отнимает у него веру. Ну, зачем он столько лет суетился, надрывался, зачем ест и спит от случая к случаю, если всё так получилось?

– Ты сказала, – произнёс он, с трудом ворочая непослушным языком, – что он как будто пошёл куда-то от вездехода.

– Это он сказал, выходя из него, – Ника опустилась на пол, оперлась рукой, безвольная и угасшая. – Я не знаю, не видела, куда он пошёл… Пошёл и всё!

– Значит, он жив! – уверенно, чтобы это поняла и Ника, отпрубил Сергей.

И она ухватилась за его обнадёживающее предположение.

– Как он там, мальчик мой?.. А вдруг ранен… О-ох! – охнула она, представив себе это. – Я… Я пойду к нему.

– Куда?

– Не знаю, но пойду!

– Ника, возьми себя в руки! – твёрдо сказал Сергей. – Куда ты пойдёшь? Там тысячи квадратных километров… Я пошлю роботов. Они прочешут пространство. Они его и услышать могут, восстановить с ним связь. – «Если он жив», – подумал Сергей для себя, но тут же постарался отогнать эту мысль. – Сколько ему оставалось идти?

– Полгода. А теперь… – Ника опять заплакала.

– Так. Примерно девять тысяч километров… Много… Где Двадцать Третий? Пусть тоже нацелиться на поиск. Он лучше всех знает повадки Олежки.

Шестиног-шестирог, урча и гремя конечностями, выволок из кустов полу задохнувшуюся птицу. На вид серенькой, но упитанной и, главное, во время пойманной.

Добычу поделили по-братски. Когда с обедом покончили, Олежка поводил пальцем с неровно обломанным ногтём по замысловатому рисунку карты съёмки и в который уже раз прикинул расстояние до ракеты с родителями и приуныл – продвигались они черепашьими темпами. Много времени уходило на поиски пищи. Самодельные лук и стрелы, хотя и давали возможность добывать время от времени какую-нибудь живность – птиц, зверьков, но проблемы не решали. А собирательство вообще затягивало насыщение на часы.

После потери вездехода и связи с родителями всё в Олежкиной жизни стало неустроенным. Надежды на скоро обнаружение со спутников или каким-нибудь другим способом не оправдались. И если первые дни, когда у них имелись кое-какие припасы, Олежка по инерции ещё запоминал ориентиры, рассматривал и даже пытался сохранить при себе интересные растения, обсуждал с Шенькой увиденное и старался проходить за день как можно больше, то всё это постепенно уходило, уступая место другим заботам, становилось не то чтобы неинтересным, а обыденным, общим фоном происходящего.