Шрифт:
– Наконец-то усвоил! А? – услышал он радостный возглас Лимпака и не сразу понял, с чего это он вдруг расшумелся и развеселился.
– Ты чего?
Они стояли перед очередной дверью, но конкен не прислушивался к тому, что за ней делается. Он дотянулся до плеча Невера и с дружеской улыбкой легко ударил по нему.
– Наконец-то ты понял… Правда, всё не так просто как тебе показалось, но идея верна. Миров множество и каждый по-своему хорош и имеет право на жизнь.
Сбитый с толку своими мыслями и заявлением конкена, Невер долго не мог прийти в себя.
– Так зачем ты мне… меня… вводил в заблуждение?
Конкен улыбнулся и потёр щеку о плечо.
– Ах, Невер. Все мы люди и тем похожи друг на друга. Обидев тебя своим утверждением, мне удалось выбить из тебя спесь возомнившего о себе дилетанта. Иначе ты первым бы завёл речь, ничего не зная о сути дела о доминанте вашего путти развития. Не так ли?
Невер фыркнул.
– А Верхние, значит… а наши машины, пыхтящие и коптящие… а стадо антилопов, как ты говоришь? – перечислил Невер, понимая нелепость своих вопросов.
– У каждого своё. И достоинства, и недостатки. Мы люди, и нам свойственно и то и другое.
– Ну, конечно… – Неуверенно согласился Невер. И всё-таки ещё один вопрос, засевший в голове, не давал ему расслабиться и полностью поверить своим неожиданным размышлениям и подтверждающим словам конкена. Вначале он не понял даже, что ему мешает. – А как же… – наконец, спросил он, – истинный… естественный путь?
Лимпак развёл в стороны руки и склонил на бок голову, изображая человека, которому всё ясно, потому что не ясно ничего.
– Кто их там разберёт? Все пути истинные и все естественные…
Т А Б У
«Сказка ложь, да в ней намёк…»
А.С.Пушкин
– Вот полюбуйся, Алексей, – Игорь Щербаков мазнул по лицу рукой, смахивая пот, и показал перед собой на зелёное переплетение растений.
Давящая духота немилосердно жаркого дня сводила Алексея Шелепова, выросшего почти за полярным кругом, с ума. Хотелось в тень, в прохладу, к холодному пиву. Привык как-то в последнее время к кондиционеру и освежающему душу, расслабился. А тут, в тропических зарослях, от жары и густого от испарений воздуха мутило, в голове, словно всё слиплось в аморфную массу и медленно растекалось по всему телу.
Алексей тупо посмотрел в сторону, указанную Щербаковым, и ничего неожиданного не увидел. Уфф!.. До чего жарко!.. Ах, да! Визирки дальше не было. Вот последний репер, а дальше – непроглядная штриховка тонкоствольного леса.
– Чего же ты? – с кислым, будто бы обиженным лицом, обратился он к молодому и нетерпеливому спутнику, Владимиру Макарову, так же неуютно чувствующему себя под лучами убийственного солнца.
– Как чего, Алексей Петрович? Я же объяснял. Рабочие отказываются дальше прорубать просеку. Там, говорят, холм Убо. Подходить к нему нельзя. Табу. А уж… Как же визирование проводить?
– Какой там холм?.. Ты сам к нему подходил?.. Ну, и что? Кучка земли в рост человека, – Щербаков показал над собой рукой; приземистый и плотный, он свой рост не почитал за эталон. – Другой термитнику выше.
– Так уж и термитника, – не согласился Макаров. – Это Вы до него не дошли.
– До него, будь уверен…
– Перестаньте, чёрт возьми! – Алексей понял одно – назревают неприятности. – С Камиллом говорили? Что он?
– Камилл и вашим и нашим, – хмыкнул Макаров.
Молча постояли на солнцепёке.
– Идёмте отсюда, иначе сваримся, – сказал Алексей и тяжело двинулся по узкой тропинке-визирке, прорубленной аборигенами с помощью и указке Макарова. На спине рабочей робы Алексея, надетой по случаю выезда в район строительства дороги, между лопатками от пота темнело пятно со смазанными краями.
– Я там дальше повёл визирку. Метрах в двухстах отсюда, – сказал ему вслед Макаров. Шелепов не оглянулся и не ответил. Макаров повернулся к Щербакову: – Я же Вам говорил.
– Видел я, – досадливо отмахнулся Щербаков и беззлобно, как о нечто понятном подумал: «Никто не хочет брать на себя ответственность. Как услышат слово табу, так начинаются бесконечные переговоры… И я тоже хорош. Ковырнуть бы бульдозером этот холм Убо!.. И голова бы не болел ни у меня, ни у Алексея». – У меня рабочие тоже бузят, – сказал он Макарову со вздохом. – Не пойму только, что их там так пугает?
Владимир вначале помолчал, колеблясь, продолжать ли разговор, но заметив просьбу в глазах Щербакова, который знал о его увлечениях местным фольклором, решился.
– Они говорят странные вещи, – осторожно начал он. – Знаете, Игорь Борисович, я записываю местные легенды. Об Убо они чем-то на древнегреческие мифы похожи. Во всяком случае, одним мотивом. На кого тот Убо глянет, тот сразу умирает. Вначале человек словно каменеет, ни один мускул не повинуется поражённому. Потом густеет кровь и останавливается сердце.