Жар от горящего самолета опаляет щеки. Я беру Эмму на руки и с усилием, встаю на ноги. Выбираюсь наружу. Кругом горы, и от морозного воздуха перехватывает горло. Я аккуратно укладываю ее на снег, и опять возвращаюсь обратно. Вытаскиваю Клауса. Грудь разрывается от боли, но я заставляю себя двигаться. Нахожу кусок ткани, и укрываю их тела.

Ветер усиливается. От холода у меня стучат зубы. Смерть на таком открытом участке неминуема. Я осматриваюсь по сторонам, надеясь отыскать укрытие. Хвост «Икаруса» выглядит безопасным. Я пробираюсь через обломки кабины и натыкаюсь на пилота. Вместо носа на его лице зияет пустота, дыра в голове заполнена начинающей замерзать кровью, из задней части черепа вытекает серое вещество. Вдалеке на другом конце снежного плато белеет крыло «Икаруса», прижатое стволом дерева.

Ветер срывает острые льдинки и швыряет мне в лицо. Может, среди обломков мне удастся найти теплые вещи? Острые куски металла цепляются за обнаженные руки и царапают кожу. Я достаю из груды вещей, куртку пилота и быстро натягиваю на себя. Мне сразу становится теплее. Наклоняюсь и морщусь от боли в ребрах. Быстро собираю остальные вещи в отдельную сумку. Трясу головой, избавляясь от слабости. Мои руки дрожат, и кожа становится ярко-красной.

– Помогите! – слышу женский голос, и дергаюсь, как от удара, - Кто-нибудь, пожалуйста, помогите!

Я выпрямляюсь и оглядываю обломки. Ветер и снег стирают очертания поверхности.

– Помогите! – крик становится громче, - Я здесь…

Замечаю чей-то силуэт, и мой пульс ускоряется. Я спешу на зов.

– Сейчас, - пожар поглощает сиденья, и едкий дым поднимается вверх. Снимаю свое пальто, и начинаю тушить огонь, - Я тебя вытащу, - от адреналина меня бросает в пот, и я не ощущаю холода.

Мне удается сбить пламя, дым рассеивается, но то, что я вижу, заставляет меня отшатнуться.

Сгорбленные поникшие плечи, серебристые волосы, прилипшие с сгустку крови на лбу, белая кожа и бесцветные ресницы. Она выглядит как приведение. Маленькое хрупкое приведение.

А еще лучше, как измененная.

– Пожалуйста, - молит она, - Помоги мне, - я смотрю в ее удивительного цвета глаза. Серые с явным фиолетовым оттенком, и делаю шаг назад. Я едва не спотыкаюсь о развалившиеся части грузового отсека.

Она взорвала «Икарус».

Внутренний голос шепчет, что слишком рискованно спасать ее – последствия могут быть непредсказуемы, но я игнорирую его.

Грудь сдавливает. Спасая измененную, я проклинаю отца, Клауса, оставившего меня одного и эту вершину, на которой я застрял. С трудом пробившись к хвосту «Икаруса», я укладываю измененную на креслах, она такая маленькая, что умещается на двух.

– Ты не должна спать, - от нервов мой голос звучит грубо, - Слышишь меня?

Она смеряет меня недовольным взглядом и бормочет что-то про Рай. Мои щеки горят. Уже второй изменённый заставляет меня стыдиться своего положения. Помявшись, я разглядываю рану на ее лбу, она выглядит неопасной, осторожно касаюсь лица - она вся горит. Я опять выбираюсь наружу. На меня градом сыплются белые хлопья. Надо как-то согреться. Мышцы на спине напрягаются. Я нахожу развороченный ударом чемодан Эммы. С дрожью в сердце подбираю ее вещи и возвращаюсь обратно.

Измененная лежит в позе эмбриона. Я сглатываю и подхожу к ней ближе. Очень осторожно надеваю на неё свитер Эммы. Подумав, надеваю еще один. Ее голова свешивается ко мне, и утыкается в мое плечо. Я убираю с ее лица спутанные пряди, и замечаю номер.

Мне хочется расспросить ее, зачем она взорвала «Икарус».

И…

… если она это сделала, то, что мне теперь с ней делать?

[1] Navette, Max, on doit aller a la navette - Челнок, Макс, нужно добраться до челнока

Лилит

Я чувствую сильный холод и ищу рукой своё покрывало. В это время года дома становится всё прохладнее. Мне нужно встать и убедиться, что Самара не сбросила с себя ворох одеял, которыми я укрываю ее каждую ночь. В последнее время, она спит очень неспокойно и мне приходится по несколько раз за ночь подходить к ней…

Я резко открываю глаза, утыкаюсь взглядом в ряд кресел с эмблемой корпорации. Усилием воли, я поднимаю руку, касаясь вышитого на ткани трилистника и с силой сжимаю ладонь.

«Сукин сын, - от ненависти к Призраку у меня темнеет в глазах, - сукин ты сын».

Я пробую встать, но меня удерживают ремни безопасности. Непослушными пальцами, отстегиваюсь и поднимаюсь на ноги. Босые подошвы касаются мягкого ворса ковра и я не сразу чувствую боль в порезах. В салоне никого кроме меня. От вида пустых темно-коричневых кресел мне становится не по себе.

– Эй, - зову я охрипшим голосом, - Меня кто-нибудь слышит? – я медленно продвигаюсь по салону, - Есть здесь кто-нибудь! – ору я, отчаянно прислушиваясь.