На месте недавно взорванной скалы была теперь ровная площадка. С нее убирали обломки, выскребали каждый камешек большими железными щетками, смывали пыль сильной струей воды. Опалубщики таскали доски, бетонщики вводили раствор в расщелины скалы.

Кругом крики, шум, скрежет и лязг железа, повсюду кипит работа. Навстречу Младену идет Траян Евтимов, злой, нахмуренный. Он хочет пройти мимо, но Младен останавливает его.

— Ну как, поменяли вам комнату? Теперь хорошо устроились?

Траян взрывается, будто только и ждал этого вопроса:

— Как я устроился, интересно знать? Чемодан с приезда стоит нераспакованный. Неделю пожил у Сиджимкова — хватит, сыт по горло. Теперь дали не комнату, а недоразумение — маленькая, окно подслеповатое, кровати нет, только нары с двумя совсем старыми одеялами. На одном громадная заплатка — утюгом прожжено, что ли…

— Это, наверно, те самые одеяла, которые Сиджимков из дому привез и поменял у кладовщика на новенькие. Вот жук продувной, сделал-таки!.. — засмеялся Младен и стал рассказывать о сиджимковской махинации.

Евтимов даже не улыбнулся. Он был недоволен не только комнатой. С первого же дня он чувствовал себя униженным, жалел, что согласился приехать, не находил себе места. Молодые не знали его, даже не слышали его имени, а главный инженер встретил довольно холодно. Траяна назначили ответственным за туннель, и его непосредственным начальником стал Тошков.

В первую неделю он не поехал в Софию. Не хотелось показывать Доре и родственникам свое разочарование. Сейчас же начнут причитать: «Сколько раз мы тебе говорили!» Но ведь еще в Софии он представлял, что ждет его здесь, почему же согласился?

Разочарование его возросло, когда он побывал в туннеле. Первые метры были широкие, забетонированные, приятно посмотреть. Но чем глубже он забирался, тем беспорядочнее все становилось. Бетонированный свод кончался где-то на пятидесятых метрах, проходка шла еще метров на сто. Расширение было сделано только в отдельных местах, и то не полностью. В забое не было погрузочной машины. Грузчики отгребали породу лопатами и насыпали в вагонетки. Сверла — старые, изношенные, ломались, как спички. Компрессоры работали плохо, и приток воздуха то и дело прекращался.

Зато, увидев в первый раз котлован, Траян не мог сдержать волнения. Именно здесь двадцать лет назад он сделал начальную пробу. Впрочем, теперь он уже не радовался, что его предвидение оказалось правильным и после многочисленных изысканий другие решили строить на том же самом месте (только ось плотины была несколькими метрами глубже, чем в его проекте). Горечь и обида не проходили — никто не пришел за ним, никто даже не сказал: «Вот, строим там, где двадцать лет назад начинал инженер Евтимов, который первый решил использовать эту реку».

Веселая болтовня Весо, его беспрестанные восторги еще больше раздражали Траяна. К Младену он относился с предубеждением и некоторым недоверием. Ему казалось странным, что молодежь высоко ставит Зарева. Что он такого сделал, чем заслужил это внимание?

Траян вспомнил, как проходил практику на подобном строительстве в Германии. Там все было подготовлено заранее: башенные краны, экскаваторы, транспортеры и узкоколейка для дрезины. Когда начали стройку, не было суеты и спешки — все шло спокойно, методично, слаженно. Но в то же время здесь, на этом строительстве, несмотря на все ошибки, недостатки, неразбериху, Евтимов увидел нечто такое, чего не было там: веру, искания, творческое горение. Противоречивые чувства обуревали Траяна. Это беспокойство, эти искания постепенно захватили всех. Они стали близки и ему. То он был счастлив, что находится на строительстве, то недоволен, что нашел тут не то, что искал, то снова загорался энтузиазмом.

Грузный светловолосый мужчина в зеленоватой брезентовой спецовке подошел к Младену:

— Так дело не пойдет. Мы уходим.

— Как это уходите, Момчил? Кто уходит?

— Все. Вся наша бригада. Чего тут торчать? Целый день слоняемся без дела. А мы сюда приехали, чтобы заработать кое-что, зачем же еще?

— А не затем, чтобы построить водохранилище? — язвительно сказал Евтимов.

Момчил сердито глянул на Траяна:

— Найдутся и без нас, кому простаивать без толку.

— Нам что требуется? Побольше работы, побольше денег, — примирительно отозвался кто-то из подошедших вслед за Момчилом людей. — Цемента нет, вот в чем загвоздка. А как говорится, нет муки — нет и хлеба.

Весо нахмурился:

— Что ж, никто не держит. Уйдешь — другой бригадиром станет, только и всего.

Весо еще не знал, что Момчила не так-то легко запугать. Вот и сейчас тот медленно заговорил своим густым басом:

— Я за собой никого не тяну. Сами уйдут. Я их сюда привел. Обманул, значит. Бросили дом и родное село, а что вышло? Здешние могут и с такой зарплатой. С собой еду приносят, вечером домой идут, еще у себя кое-что сделают. Да только как они работают? С нами их разве можно равнять?