— Не дам! Внучку свою не отдам кулакам!

— Да, Лазо, ну какой же Спренчо кулак?

— В родстве с Дражевыми; сваты с Николой.

— Пораскинь мозгами, подумай: что общего у Спренчо с отцовскими сватами?

— Мозги у меня на месте. Не хочу родниться с ними. Вот он, Дражев! Подлец! Чтоб у него язык отсох! Это он нас обманул. — Лазо кинулся с поднятой палкой.

Двое мужчин бросились их разнимать, хотели вырвать палку из руки дедушки Лазо, но старый крепко ее держал и не отдавал. Дед был разгневан не только из-за Иглики. Ярость его усилилась оттого, что комиссия по оценке перешла уже на их край. Конец всем надеждам! Кончена жизнь!

Плотный мужчина с седеющими волосами и открытым лицом, отец Спренчо, подошел к старику:

— Дедушка Лазо, давай поговорим спокойно. Мы хотим, чтобы девушка была у нас. Она уже наша.

— Ты что, ее вырастил, что она ваша? Вы за ней приданое взять хотите!

— Не нужно нам приданое. Мы ее сами оденем. Раз Спренчо она нравится, так и нам тоже.

Дедушка Стоил вышел из дому посмотреть, что происходит. Он пробрался сквозь толпу и схватил Лазо за рукав:

— Подожди, не кипятись. Кому ты грозишь? Зачем ты становишься им поперек дороги? Уж такое время пришло. Пусть молодые идут с молодыми.

Толпа двигалась то вперед, то назад. Нельзя было понять, кого занимает ссора, а кто идет на собрание в клуб. Божурка изо всех сил старалась протиснуться — ее оттерли в сторону. Однако, когда показался Гроздю, тащивший за руку плачущую Иглику, все расступились. Девушка попыталась вырваться, но отец дал ей пощечину и еще сильнее дернул за руку.

В этот момент показался грузовик. Девушки и парни, сидевшие в кузове, громко пели. Фары ярко горели, клаксон оглушительно ревел.

Машина свернула к клубу, и толпа раскололась. Иглика рванулась в одну сторону, Гроздю в другую. Он выпустил руку дочери. Девушка выскользнула и исчезла в толпе.

— Воры, разбойники! Уж не на грузовике ли собираются они ее увезти? — кричал Гроздю, стиснутый толпой.

Рабочие с водохранилища удивленно оглядывались по сторонам, не понимая, что произошло. Момчил вылез из машины последним. Он подумал, что Гроздю ругает товарищей, и схватил его своими сильными руками за плечи:

— Что кричишь? Ты же еще не знаешь, зачем мы приехали. Кто здесь вор и разбойник? Мы стараемся для общей пользы, а ты ругаешься.

— Оставь меня, — старался вырваться Гроздю. — Дочь у меня украли. Разбойники.

Момчил добродушно рассмеялся.

— Так бы и сказал. Оказывается, мы приехали как раз вовремя — повеселимся на свадьбе. Ну, и дело сделаем.

Наконец-то Божурке удалось пробраться к грузовику. Она обрадовалась друзьям по работе — Тане, Момчилу. Он привлек к себе всеобщее внимание. И не только фигурой, но и веселой речью. Он быстро сломал ледок первых минут знакомства. Вокруг него тут же образовался кружок слушателей. Все молодежь. В клуб пошли только те, кто постарше.

Гроздю и Стоименка вернулись домой, но не спешили войти в комнату. Что им делать там без Иглики? Они сели на покривившийся порог и погрузились в тягостное молчание. Над селом повисла большая плотная туча. Она надвинулась на луну, закрыла ее. Край тучи, словно очерченный золотым карандашом, светился.

— Только этого еще нам не хватало перед самым отъездом, — выдавил из себя Гроздю и снова надолго замолчал.

Наконец Стоименка вытерла концом фартука глаза.

— Гроздю, но ведь рано или поздно это должно было произойти. Любят они друг друга. Уж больше двух лет любят…

— Какая ты мать, если так легко отступаешься от своего ребенка? — огрызнулся Гроздю.

— Эх, Гроздю, разве же мне легко с ней расставаться? Но ведь это же жизнь. Да и Спренчо парень хороший. Правда, ремеслу он не обучен, но мы же знаем их семью. О них только хорошее все скажут: работящие, смирные, по корчмам не ходят, не распутные. С ними Иглике будет хорошо. Мне за нее не страшно. А могла же наша дочь в кабалу попасть, если бы ее выдали в Новой Загоре за незнакомого… Вполне могло бы так случиться. Там люди все чужие, как им верить, если не знаешь семьи? Хоть и были бы рядом, да глядеть, как она мучается, а мы ничем помочь не можем, во сто раз хуже.

Гроздю все молчал, но на душе у него стало теплее. Ишь ты, Стоименка-то!.. Никогда не слышал, чтоб она говорила столь кротко и рассудительно.

— Так-то оно так. Стоименка, но как мы оставим ее в другом селе, далеко? Появится ребенок, а ты не можешь ни поглядеть на него, ни показать, как за ним ухаживать…

— Ничего, Гроздю, устроимся.

Туча уплыла, и снова проглянул блестящий круг луны. На дворе все посветлело, стало выглядеть значительно новее и красивее. Даже грязные лужи заискрились серебристыми бликами. И таким же сиянием заполнили души родителей мысли о дочери. Они вытеснили все тревожное и злое, холодное и грубое. Тепло и любовь к Иглике светились в их глазах.

— Иван, потуши лампу. Ребенок не может заснуть.

Иван Ушев поднял глаза от книги. Мальчик сидел в кроватке и, подперев кулаком пухлый подбородок, сосредоточенно разглядывал книжку с картинками.

Иван радостно засмеялся. Ребенок, совсем как он, оперся головой на руку и поднял левую бровь.

«Вылитый отец, — подумала и Недка. — И его тоже не оторвешь от книжки». Но вслух она строго сказала:

— Ну, кому нравятся картинки, может смотреть их завтра хоть целый день. А сейчас спать.