Правда, под влиянием матери и ей иногда грезился Тбилиси, институт, белый халат врача, белая шапочка, а в кармане блестящий стетоскоп. Как ей подошел бы этот наряд! Белизна халата и шапочки оттенили бы блеск ее черных, как ежевика, глаз, свежесть пунцовых губ и матовую смуглость лица.

"Один твой взгляд вернет к жизни умирающего", — твердила Верико дочери и добилась-таки своего: Мзии казалось порой, что ее призвание быть врачом.

…И вот, покинув Элгуджу, Мзия бежит домой, что-бы обрадовать мать: мечта сбылась! Она получила медаль и будет учиться в Тбилиси.

Долго сидел Элгуджу под липой. Не успел он сам разобраться в своих чувствах, убедиться, что любит, как его любовь уже была отвергнута. Мзия убежала, даже не заглянув в его сердце. Почему она так поступила? Ведь это не было детской игрой, как прежде. Неужто Мзия не поняла, что они уже взрослые, что детство для них кончилось… Думать обо всем этом было тяжело, но превозмочь себя, побороть свою тоску Элгуджа был не в силах. Хотелось заглушить боль сердца, но сердце не слушалось, не подчинялось ему…

Голоса идущих из школы товарищей вывели Элгуджу из оцепенения, и он поспешил скрыться.

Впервые в жизни он убежал от друзей, не захотел видеть их, слышать их голоса, впервые в жизни он почувствовал себя одиноким. Элгуджа брел, не замечая словно омытого дождем лазурного неба, блестящих бусинок дождя, рассыпанных по траве и кустарникам, не чувствовал дурманящих запахов полей и лугов, которые поднимались от земли после обильного дождя.

…Домой он вернулся поздно ночью. Уже все спали. Осторожно прокравшись в комнату, Элгуджа на цыпочках обошел кровать матери и стал у окна. Прижавшись лицом к стеклу, он смотрел на соседний дом. Там жила Мзия.

Окна дома были ярко освещены — собрались гости. Наверное, по случаю того, что Мзия получила медаль. Элгуджа видел, как гости садились за стол, как Мзия попарно рассаживала своих подруг и товарищей. Лицо ее светилось радостью, глаза лучились, зубы сверкали в улыбке, даже волосы блестели как-то особенно. Дом стоял совсем близко, окна были распахнуты настежь, и Элгуджа видел каждое ее движение, до него доносился ее голос и смех. Мзия не раз поглядывала в сторону его окна, а может, это ему только казалось?

Вот наконец все расселись. Только Мзия не находит себе места. Убежав в соседнюю комнату, она стала перед зеркалом, поправила волосы, одернула платье и улыбнулась сама себе. Потом повернулась к окну и долго стояла, притихнув. Ее маленькие пухлые губы чему-то улыбались, глаза словно заглядывали в душу Элгудже. "Она смотрит сюда, она ждет меня!" — подумал он радостно. Элгуджа схватился было за щеколду, чтобы открыть окно, но Мзия вдруг повернулась и впорхнула в столовую. "Нет, она не смотрела сюда, не ждала меня… Просто мечтала о своем будущем…"

Мзия заняла место во главе стола. Все смотрели на нее с улыбкой, высоко подняв бокалы. Не ожидая тоста тамады, гости поздравили девушку.

Элгуджа отошел от окна и не раздеваясь лёг в кровать. Долго лежал он так, закинув руки за голову, не смыкая глаз. Он слышал громкие голоса, смех, и перед взором его стояла Мзия, он будто видел ее улыбающееся лицо с полуоткрытыми губами, ясным взглядом. "Мзия не могла не позвать меня! Ведь никогда не бывало так, чтобы у нее были гости, а она не позвала меня. Она же смотрела в мое окно, ждала меня, улыбалась мне… Увидела, что в комнате темно, и решила, наверное, что меня нет дома…"

Усталый, утомленный, Элгуджа дремал, успокаивая себя этой мыслью.

Но уснуть он был не в силах. Охваченный волнением, Элгуджа вдруг вскочил, будто его подбросили. "Почему я не пошел к Мзии?" Он бросился к двери, но на полпути остановился — в комнату уже заглядывал рассвет. "Как пролетело время!" Элгуджа подбежал к окну — в комнате Мзии было темно. Столовая оставалась освещенной, но гости давно разошлись, только старая Пация убирала со стола посуду. "Почему я не пошел к ней вчера?" — в который уже раз спрашивал себя Элгуджа. Он хотел разбудить мать и узнать, не приглашала ли его вчера Мзия. Но разве мать могла оставаться до сих пор в постели? Она встает раньше птиц.

Рядом с тахтой матери спали в своих кроватках брат и сестренка Элгуджи. Они разметались во сне, одеяла сползли с них, дети съежились от холода. Элгуджа заботливо прикрыл малышей одеялом. После смерти отца он был для них всем: и отцом, и братом. И вспомнил Элгуджа, что сегодня он должен получить в МТС трактор.

Схватив фуражку, он выбежал из комнаты.

Воздух был чист и прозрачен. Верхушки тополей, освещенные бледным предутренним светом, замерли в ожидании солнца. Оно медленно выплывало из-за тех горных вершин, которые вчера вздрагивали при вспышках молний. И сейчас горы словно пылали от косых лучей солнца, восходящего где-то далеко за ними.