Делая вид, что очень увлечена скотоводством, она заглянула в свои заметки:

– Волом называется любое кастрированное животное?

– Нет. Только старше трех лет. Старше трех...
– тут уголок его рта забавно дернулся, - все рабочие животные - волы.

У Джины была еще уйма вопросов, но при виде его выпрямившегося тела он поднялся с дивана, - у нее все вылетело из головы. Боже, да он томится желанием!

– Послушайте, - голос Пэриша стряхнул ее невольный восторг перед его широкоплечей, узкобедрой фигурой, - у меня будут точные цифры, как только мы закончим ревизию. До тех пор занимайтесь созданием программы бухгалтерского учета и управления.

– Это практически сделано, - сообщила она, наклонив голову, чтоб скрыть румянец на щеках.
– В основном осталось только ввести цифры, а так как вы купили усадьбу недавно, то дела немного.

– А как насчет Данфорд-Даунса? Она нахмурилась:

– Что вы имеете в виду? Я думала, вы хотите компьютеризовать только Мелагру.

– Сначала так и было, но... вы убедили меня, что компьютеризация Мелагры даст огромную выгоду, вот я и решил, что имеет смысл внедрить ее и в Данфорд-Даунсе тоже. Почему только один мой бизнес должен выиграть на модернизации?

– Но я считала, что Данфорд-Даунс принадлежит вашему деду.

– Так и было. Я унаследовал его всего два года назад.

– О... понимаю.
– Итак, впереди еще масса работы. А значит, и больше времени с Пэри- шем. В ней боролись возбуждение и страх.
– Так вы хотите, чтобы я разработала программу, которая подошла бы для обоих имений?

Он кивнул:

– Только помните, что операции по Даунсу и Мелагре должны быть разделены: я не хочу слияния их доходов и убытков.

– Но с точки зрения налогов это был бы самый сильный ход, поскольку вы владелец обоих.

– Вы еще и бухгалтер?

– Недипломированный. Но моя работа требует от меня знания налоговых законов.

– У меня есть причины не сливать эти две собственности. Я единственный владелец Даунса, а от Мелагры получаю лишь девяносто процентов.

– Данфорд-Даунс так же велик, как эта усадьба?

– Ну, нет! Там всего около пятисот двадцати квадратных километров.

Всего! Боже правый!

– Слушайте, Пэриш, то, о чем вы просите, займет массу времени и...

– Не волнуйтесь. Я говорил с Элен, и она сказала, что никаких проблем не возникнет, если вы останетесь здесь столько, сколько нужно.

Конечно, у Элен проблем не возникнет! У нее сколько угодно горячей воды и обезжиренного молока! Не говоря уже о кондиционерах, развлечениях и мужчинах, при появлении которых в комнате можно не опасаться, что у тебя остановится сердце.

– Не смотрите так испуганно, Джина. Я верю, что все пойдет гладко.

– Я не испугалась!
– откликнулась она тихо. Во всяком случае, если и испугалась, то не по поводу компьютерных дел...

– В таком случае я намерен принять душ. О, кстати, по традиции в день перед ежегодной ревизией устраивается барбекю. Остальные рингеры приедут завтра утром, вернется Линн с детьми, так что, если у вас нет других планов, приглашаю и вас.

Других планов! А как он думает, что ей здесь делать? Сбегать на балет или на открытие галереи? Впрочем, она смолчала. Приглашение явно было искренним, он вовсе не хотел сделать ей пакость в тот момент, когда ей так плохо наедине с собой.

– Спасибо. Я... я с удовольствием.

– Хорошо. Да! И я буду вам благодарен, если вы не наденете шорты.
– Он стрельнул глазами в сторону ее ног.
– Не хватало только, чтобы на старте ревизии рингеры мучились с эрекцией!

Она надела джинсы. Такие же, на взгляд Пэ-риша, какие надел он сам. И черт побери, чего бы он не дал, чтобы быть художником! Одетая во все шикарно-городское, Джина излучала сексуальность недотроги, ее земная чувственность расшевелила все его самые низменные инстинкты.

Ее волосы были подхвачены в высоком, девчачьем "конском хвостике". Она ласково и с готовностью смеялась, отвечая какому-нибудь Расти или Снэйку. Пэриш отдал бы правую руку, чтобы узнать, в чем дело. Почему она никогда так не смеялась, когда говорил он?

В это мгновение она повернула голову. Их взгляды встретились, и его как током ударило. Хотя ничего в ее манере держаться не изменилось, она это тоже почувствовала, сказал он себе. Тоже. Столь могущественное не бывает односторонним. Или бывает?

– Идиот!
– пробормотал он, всаживая вилку в один из больших кусков мяса, шипевших на шампуре.

– Кто идиот?

Вопрос Линн вернул его к действительности.

– Я. Увяз в кухне. Не последишь за мясом, пока я все не сжег?

Потом он раздавал бифштексы: жареный, недожаренный, пережаренный - по просьбам и по мере готовности.

– Какой вы хотите?

– Среднепрожаренный.

Он поднял голову на звук ее голоса.

– И только половину того, что вы собираетесь уронить на мою тарелку.