Несмотря на эти нарушения дисциплины, Антоний принял некоторые важные решения. Ирод, сын Антипатра, первый министр Гиркана, этнарх Палестины, снабдил его большой суммой денег, и он обязал Тира возвратить завоеванные им области. [717] Он приказал также собрать флот в двести кораблей и отправился в Эфес, где наложил на провинцию Азия десятилетнюю подать, которая должна была быть уплачена в два года; он простил нескольких знатных беглецов, бежавших в Азию после битвы при Филиппах, например брата Кассия, но приказал казнить всех захваченных заговорщиков.

Он разрешил также некоторые спорные моменты восточной политики. [718] В сопровождении толпы щедро оплачиваемых шутов, танцоров и музыкантов он предпринял путешествие через Фригию, Галатию, Каппадокию, участвуя в праздниках и празднествах, повсюду добывая деньги, переделывая политическую карту Востока, [719] забирая у государей их жен и наложниц, если их красота была ему по вкусу. [720]

Но собрал он больше почестей, чем денег. Брут и Кассий уже отобрали ббльшую часть накопленных капиталов, которые находились в руках солдат или в кассах квесторов, в багаже войска или в домах отставных ветеранов, или те, которые фракийские, македонские и галльские всадники унесли домой, получив отпуск. [721] В этот столь важный момент его предприятие потерпело неудачу. По приезде в Таре с ним произошло одно из самых значительных, но и самых темных событий в его жизни: он встретил Клеопатру. Историки древности, сделавшие из последних двенадцати лет жизни Антония любовный роман, передали самым драматическим образом эту встречу. Триумвир, которому было тогда сорок лет, будто бы приказал египетской царице явиться в Таре, чтобы оправдаться в том, что она помогала Кассию. Коварная женщина явилась перед победителем при Филиппах, соблазнила его, и Антоний потерял голову от любви. Прежде всего не вполне достоверно, что Антоний послал Клеопатре приказ явиться в Таре для оправдания: также возможно, что Клеопатра отправилась к Антонию или добровольно, или по совету друзей триумвира. [722] Достоверно во всяком случае то, что она поехала на встречу к нему в Таре в сопровождении торжественной процессии, прекрасные описания которой оставили нам древние авторы, и была не только прощена, но и получила от Антония обещание помочь утвердить в Египте ее власть, несколько расшатанную последними событиями; кроме того, он в ответ на ее настоятельное приглашение обещал приехать, чтобы провести зиму в Александрии. [723]

Неудивительно, что среди стольких событий, проектов и удовольствий Антоний мало внимания обращал на приходившие из Италии новости. Издали положение казалось ему, конечно, менее серьезным, чем оно было в действительности. Поэтому он продолжал свое путешествие по Сирии, где в скором времени без большого труда низверг мелких царьков-узурпаторов и покорил маленькие гарнизоны, оставленные в провинции Кассием. Но эта индифферентность Антония, вместо того чтобы способствовать разрешению конфликта между Фульвией, его братом и Октавианом, заставила его разразиться с еще большей силой. Когда Фульвия поняла, что ее муж забыл Италию, что он проводит свое время в праздниках и в компании с восточными царицами и что его путешествие в эту страну продолжится гораздо дольше, чем предполагалось, она испугалась, что ее могущество в Риме ослабеет. Руководствуясь, скорее, честолюбием, чем ревностью, она имела одну только идею: вступить в соглашение с Луцием и устроить такие крупные беспорядки, что Антоний неизбежно обратит внимание на Италию. [724] При господствовавшей смуте для двух дерзких и безрассудных людей, какими были Фульвия и Луций, со столь колеблющимся и робким противником, как Октавиан, не трудно было выполнить свое намерение. Октавиан действительно в начале лета представил Луцию через депутатов ветеранов соглашение, которое было заключено в Теане и по которому он распределял земли только солдатам, сражавшимся при Филиппах. [725] Но Луций и Фульвия были этим еще более возмущены; [726] под разными предлогами, чтобы не сдержать своих обещаний, [727] и, как бы боясь не попасть в новые сети в Риме, они уехали в сопровождении друзей в Пренесте. [728] Они написали Антонию, что его престижу грозит опасность, [729] и снова взялись за проект, который потерпел неудачу в 44 году: установить единоличную власть Марка Антония и его семейства, уничтожив Октавиана в междоусобной войне. Для достижения этой цели Фульвия и Луций надеялись воспользоваться одиннадцатью легионами Антония, находившимися в долине реки По и в Галлии под командованием Калена, Вентидия Басса и Азиния Поллиона. Октавиан мог противопоставить им только десять легионов, шесть из которых находились в Испании под командованием Сальвидиена, [730] так как при столь угрожающих обстоятельствах он не мог принудить Лепида уступить ему свои три легиона. Напротив, он примирился с ним, обещая ему провинцию Африка. [731] Нет сомнения, что Кален, Вентидий и Азиний на предложения Луция и Фульвии посоветовали им быть благоразумными. [732] Эта агитация задерживала основание колоний и распределение земель; находившиеся под оружием солдаты, так же как уже отпущенные ветераны, желали поддержания мира между двумя триумвирами. Следовательно, было бы неблагоразумно вызывать гражданскую войну в пользу собственников и против ветеранов сейчас, когда успех их партий зависел от армии. Некоторые друзья Антония, например Барбатий, были решительными противниками этого. [733] Поэтому Октавиан, желавший мира, легко мог снова побудить ветеранов вмешаться. Два прежних легиона Антония, получивших земли в окрестностях Анконы, отправили послов к Октавиану и Луцию, чтобы объявить им общее желание армий: мир не должен быть нарушен. Октавиаи выразил готовность предоставить решение спора самой армии и прибавил, что он был другом Марка Антония; депутаты образовали то, что мы теперь назвали бы судом присяжных, и пригласили Октавиана и Луция, чтобы изложить аргументы и выслушать принятое решение: избранным местом был небольшой город Габии, расположенный посередине между Римом и Пренесте. Теперь на месте этого города — хлебные поля, среди которых виднеются развалины храма. Ветераны в назначенный день толпой явились в Габии; на форуме поставили скамьи для судей и два кресла: одно для Октавиана, другое — для Луция. Но в собрание явился один Октавиан. [734]

Луций не прибыл и в оправдание своего отсутствия обвинял Октавиана в устройстве для него засады по дороге в Габии. [735] В действительности же ни он, ни Фульвия не рассчитывали более ни на генералов Антония, ни на ветеранов. Окруженные немногими консерваторами, уцелевшими в сенате и во всадническом сословии, ободренные очень благоприятной обстановкой в италийских городах, Луций и Фульвия вообразили, что они легко с помощью обещаний привлекут к себе упрямых солдат, и решили сделать все, чтобы отнять у Октавиана его провинции, возбудить общий мятеж италийских городов и набрать армию в шесть легионов из незанятых молодых людей, которых было так много среди бежавших из Рима ремесленников и мелких собственников, все потерявших и не имевших более средств к существованию. Прежний правитель Африки, Секстий, должен был подготовить восстание против Фан- гона, нового, назначенного Октавианом, правителя, который раньше был центурионом Цезаря. [736] Бокх, царь Мавритании, по-видимому, получил приглашение овладеть испанскими провинциями Октавиана. [737] Повсюду по Италии для набора шести легионов были разосланы эмиссары, которые поощряли вербованных солдат, убеждали муниципии выдать Луцию хранящиеся в храмах деньги и агитировали к восстанию землевладельцев. Мы знаем, что в Кампании это поручение они доверили Тиберию Клавдию Нерону, который после своей службы у Цезаря предложил сенату 17 марта 44 года объявить его тираном и который согласился исполнить свою миссию вместе с неким Гаем Веллеем, зажиточным кам- панским собственником, прежним офицером и другом Помпея. [738] Луций и Фульвия надеялись, что, когда в Италии разразится мятеж и начнется гражданская война, генералы Антония придут к ним на помощь и уничтожат общего врага, даже не получив приказаний от своего далекого вождя.

Скоро воспоминания о междоусобной войне пробудились во всех умах; все спрашивали себя, поднимется ли Италия, как раньше, но уже не для завоевания прав граждан, а для защиты территории от алчных ветеранов и для восстановления свободной республики предков. Настроены были пессимистично: все считали, что этот страшный эпизод римской истории может возобновиться; сам Октавиан разделял это мнение и не смел проявить твердость к подавлению явных приготовлений к мятежу, а также интриг консула. Он ограничился только видимостью защиты, развелся с Клодией, вернул Сальвидиена, поручил ему также набирать солдат, взять деньги в храмах италийских городов [739] и время от времени выпускал против Фульвии едкие пасквили. До нас дошел один, по-видимому, подлинный и очень остроумный, но столь грубый, что его нельзя даже перевести. [740] Таким образом, к концу года агенты и Луция, и Октавиана оспаривали друг у друга в городах молодых людей, ветеранов и храмовые сокровища [741] Одиннадцать легионов были напрасно распущены после Филипп, ибо их приходилось набирать снова; большинство ветеранов, даже ветераны Антония, шли на службу к Октавиану [742] Лишенные своих имений собственники, напротив, становились на службу к Луцию, на стороне которого открыто выступала масса населения; никто не задавал себе вопроса: как будут расплачиваться с войсками? Ссоры и кровавые столкновения между обеими партиями были постоянным явлением [743] и положение скоро стало таким угрожающим, что ветераны многих колоний отправили послов к Антонию на Восток, прося его немедленно прийти, чтобы восстановить мир [744] . Октавиан все еще колебался и сделал последнюю попытку соглашения, отправив в Пренесте депутацию из сенаторов и всадников [745] . Но и на этот раз он потерпел неудачу.

Наконец, ободренный нерешительностью, в какой находились генералы Антония, Октавиан начал действовать и, чтобы показать пример, атаковал один из многих городов, где эмиссары врагов больше всего агитировали против него [746] . В это время мы впервые встречаемся с его молодым другом Агриппой, о котором до сих пор было известно только, что он сопровождал Октавиана при отъезде из Аполлонии и был в числе обвинителей заговорщиков.

Он должен был быть претором на следующий год, и Октавиан дал ему командование над армией. С наступлением осени Октавиан оставил в Риме Лепида во главе двух легионов и попытался захватить врасплох Норцию. Это ему не удалось; он был вынужден осадить ее, и так как осада затянулась, он обратился к Сентину, где также не имел успеха. Его неудачи ободрили Луция, в свою очередь захотевшего перейти в наступление и предпринявшего смелую попытку, которая, вероятно, должна была быть сигналом для мятежа по всей Италии. По соглашению со своими сторонниками он неожиданно с несколькими отрядами атаковал Рим, не встретив сопротивления со стороны Лепида — то ли ввиду слабости его характера, то ли ввиду его недовольства Октавианом. [747] Придя на форум, он произнес большую речь, в которой провозгласил, что является защитником республиканских идей, столь дорогих для зажиточных классов; он сказал, что сражается для того, чтобы разрушить триумвират, который после поражения Брута и Кассия не имеет более основания для существования, и чтобы восстановить республику. Он утверждал, что его брат Марк Антоний готов сложить власть и удовольствуется назначением консулом. Потом он приказал объявить Октавиана общественным врагом. [748] Получив известие об этом неожиданном событии, Октавиан со значительными силами двинулся на Рим, и Луций, который не мог оказать ему сопротивление, вышел из города и возвратился к своей армии, сконцентрированной в не известном нам месте. [749] Таким странным и неясным образом началась эта война. К сожалению, об этой войне древние историки рассказали так неполно и неясно, что мне не удалось дать подробное описание ее. Можно только четко представлять, что в известный момент Луций Антоний выступил в поход с шестью вновь набранными легионами по Кассиевой дороге, чтобы идти навстречу Сальвидиену, который в сопровождении Азиния и Вентидия медленно двигался из Галлии. Но Агриппе ловкими маневрами удалось спутать планы Луция, и он вынудил его в концу осени запереться в Перузии, где его осадил Октавиан. Фульвия осталась в Пренесте, откуда писала Вентидию, Азинию и Калену, убеждая их прийти со своими легионами на помощь к Луцию и стараясь ускорить восстание в италийских городах. Жребий был брошен. Луций и Фульвия думали, что города Италии готовы восстать и что генералы Антония, не колеблясь больше, готовы покончить с Октавианом.