Этот вариант видения был сложнее эйнитских «линий эйи», учитывающих только критические события текущего мира, зато не в пример интереснее.

Правда, безграмотному неофиту умение видеть линии паутины не давало почти ничего, кроме, может быть, головной боли. Нужен был опыт многих десятков, а лучше сотен лет, как у эрцога Локьё или этого тихонького старика, Александра Пресохи, чтобы читать паутину, как книгу.

А сто лет пилоту ещё нужно суметь прожить.

— Регент, а почему предателей продолжают держать в резервации на Гране? — спросил Дерен. — Ведь тех, кто воевал в хаттскую, среди живых давно уже нет. Это их дети, внуки, правнуки. Они-то чем виноваты?

— Ты же знаешь — есть такой феномен, как скверна, — нахмурился Линнервальд.

Дерен дёрнул плечом. Теория скверны до сих пор была непонятна учёным.

Были версии, что это особый род информационно-психического заражения. Ведь резервация проклятых, как магнит притягивала аристократов и очень негативно влияла на их отношение к миру.

Разрушительное действие информации, опирающееся на изъяны в биологической природе человека, — вот болезнь, которую в Содружестве пока ещё не умели лечить. А в Империи военных предателей лечить и не собирались. Зачем тратить эрго на то, что хорошо лечится смертью?

— Я был там два раза, — не согласился Дерен. — И я не ощутил никакой скверны. В резервации сейчас окончательно сходят с ума и без того глупые люди. Они не понимают, что не нужны миру со своими убеждениями.

— Это не убеждения, Вальтер, а заражение. Проклятые не осмысливают, а принимают порочный концепт целиком, на веру. Их сознания, заражённые скверной, можно только стереть в психмашине. Есть определённые наработки психотехников по лечению этого странного недуга, но они пока нестабильны, и мы не можем говорить, что в состоянии перевоспитать тех, кто заточен в резервации. До той поры, пока мы не научимся этого делать — они будут сидеть там. Если они вырвутся, то перезаражают других. А если дорвутся до власти — галактика погибнет, охваченная битвой двуногих, ненавидящих всех и вся.

— То есть сражаться они будут не за власть? — уточнил Дерен. — Ведь все текущие войны человечества велись за власть, меня так учили.

— Нет, Вальтер. Предатели людей не стремились захватить власть. Власть осталась бы у машин. Проклятые убивали себе подобных, чтобы успешнее сдаться хаттам. Значит, власть им была не нужна.

— Но таких вообще много среди людей, регент, — удивился Дерен. — Тех, кто идёт под сильную руку и боится сам принимать решения. Значит, и они легко могут предать, чтобы обрести более сильных хозяев?

— Да, — с неудовольствием кивнул регент. — Среди черни такое есть. Но это — тактика слабых, они не аристократы и не правят в Содружестве. И знают теперь, что может случиться с предателями, когда жадность заставляет выбрать уже не род человеческий, а его врагов.

— То есть болезни черни и знати — разные, хотя все мы принадлежим к одному человеческому роду? — Дерен сдержал улыбку.

— Истники — не совсем обычные люди, мальчик, — нахмурился Линнервальд.

— Это надо ещё доказать, — качнул головой Дерен. — Я думаю, ты ошибаешься, регент. Все люди — одинаковы, и проклятые — всего лишь трусы. Просто трусливый истник опаснее трусливого простолюдина.

— Вальтер, теорией скверны занимаются группы очень достойных учёных! — возвысил голос регент. — Она ведёт себя как вирус, как информационное заражение! В этом проблема!

— А я сказал — трусы! — упрямо повторил пилот.

— Вальтер, этот вопрос не могут решить уже сто лет, — терпеливо повторил Линнервальд, — почему ты решил, что справишься за пару суток? Никто не знает, почему развитое сознание вдруг выбирает для себя самые низменные биологические стратегии, состоящие в подчинении более сильному. Ну, сам подумай. Вот Ингвас Имэ — образованнейший человек своего времени, эрприор, духовный пастырь. Его обучали работе с сознанием, он знает суть процессов, которые в нем происходят. Что заставляет таких как он?..

— Страх, регент. Исключительно страх. Имэ так боится за свою никчёмную жизнь, что бросается на твоих людей, как загнанная в угол крыса.

— Так это из трусости он противопоставляет себя всему Содружеству? — снисходительно парировал Линнервальд. — Пытается столкнуть галактику в новую войну?

— Он видит во мне и в тебе угрозу своей безопасности. И стремится её уничтожить. На галактику ему наплевать.

— А его племянник? Ведь Имэ должен оберегать свою кровь прежде себя?

— Кому он должен? — сдержанно фыркнул Дерен. — Да никогда он не дорожил Эберхардом. Ты бы видел, регент, в каком состоянии мы забрали пацана от алайцев! Племянник для него — сродни маскировке. Вы думали, что Имэ вас не тронет, пока Эберхард «в заложниках» у Локьё? А он просто ждал удобного момента!

Линнервальд задумался, помолчал и спросил вдруг совсем иное:

— А всё-таки — почему твой капитан пощадил Эберхарда?

— Так капитан, кто угодно, только не трус, — улыбнулся Дерен. — И это тоже заразно, регент.

«Ага, генерал Мерис тебя так и зовёт — зараза», — подумал Линнервальд.

Дерен плохо читал у него с лица, но сейчас движение мысли было слишком явным и очевидным.

Да, Мерис так и звал его за глаза: «Эта зараза Дерен».

Пока капитан был болен, а Дерену приходилось командовать «Персефоной» напополам с капитаном Келли, разведчики частенько кидали ему по сети эту генеральскую фразу: «Зараза».