Мне по шарику, куда мы идем, если уж быть до конца честным, но я очень рад, что идем. И кстати, туда мы катим аж завтра. Как я удачно подобрал день, а? Вот это у меня интуиция работает на все сто процентов. Это вам не шубу в трусы заправлять!

— Да уж, я очень удивлена, но хорошо вам сходить.

Уверен, мое сверкающее выражение лица ослепляет.

— Яночка, расскажите о себе, вы так молоды, а уже в больнице работаете. Это необычно.

Потому что Облачко талант у меня, в этом сомнений вообще ни у кого быть не должно. Только думаю это сказать, как Яна меня опережает.

— Я не работаю тут, а стажируюсь, хотя скорее сказать — борюсь со своими страхами. Меня сюда сослали для этого, но мне нравится, и я очень стараюсь, — сразу выкладывает всю подноготную Облачко, отчего на моем лице разливается улыбка.

Нет, малыш, с тобой в разведку мы не пойдем, ты нас сдашь с потрохами и даже не поймешь, чего случилось-то.

— А кто родители…Яна? Наверное, тоже врачи?

— Мэр Александр Белов, — с абсолютной гордостью четко проговаривает Яна, чем шокирует мою мать сильнее. Она настолько в ступоре, что не сразу находится со словами. — А мама педиатр.

Тыць-пиздыць, по-русски здрасти. Немое кино.

Да, это не входит в канву общепринятых норм, где детки мэров, депутатов и прочих сильных мира сего воротят че хотят на дорогих тачках. Я, кстати, вообще не в курсе, у Облачка хоть машина есть? У меня есть, не очень дорогая, но довольно хорошая. Завтра я собираюсь ее забрать на ней.

— Кажется, сегодня день сплошных удивлений, — мягко проговаривает моя мать, одаривая Яну теплым взглядом. — И вы хотите стать врачом, да?

Этот вопрос загорает Облачко по-новому, и она практически расслабляется, погружаясь в знакомую тему, где она чувствует себя как рыба в воде. Клянусь, я даже не моргаю, всматриваясь в ее реакции, мимику, жесты, да и, чего греха таить, губы. Особенно в них.

— Хирургом хочу стать, очень в это верю и стараюсь побороть все свои страхи, — в глазах плещется надежда.

— Это похвально Яна. У вас боязнь крови, да?

— Да, но я уже почти избавилась от нее.

— Здорово. Я слышала, что многие уходят из меда, так и не поборов этот страх, а многим хватает посетить пару операций, чтобы больше не думать о крови.

— На самом деле, это опасно на операции с такой фобией ходить. Только если за стеклом будешь, иначе можно упасть и помешать процессу. Навредить и больному, и врачам. В общем, нельзя вот так сразу, стоит начинать с меньшего.

— Когда-то я тоже хотела поступить в мед, но жизнь распорядилась иначе.

В тоне скользит тень нечитаемой эмоции, и я слишком хорошо понимаю, о чем сейчас говорит моя мама. Не получилось, потому что Богом Данный человек появился в ее жизни. И это я.

Эта тень тухнет быстро, следом загорается радость, и лишь в глазах читается что-то, от чего даже у такого закаленного мужика, как я, начинают неметь конечности.

Однажды я пообещал отплатить за каждую слезинку своей мамы, однажды это непременно случится.

Кажется, знакомство с матерью Богдана проходит хорошо, по крайней мере, до момента, пока я не говорю, кто мой отец. С этой секунды взгляд Натальи Николаевны меняется, пусть она очень пытается сделать вид, что это не так. Возможно, я себя накрутила, а может правильно сосчитала ее реакцию.

В целом, я привыкла, что ко мне относятся как-то иначе, стоит им узнать об отце, вот почему я стараюсь не распространятся о сфере деятельности папы. И когда я говорю иначе, то имею в виду не столько странное отвращение, сколько попытки угождать дочери влиятельного человека для получения всем известных плюшек.

Моего отца многие не любят, это правда, но также есть те, кто считает своим священным долгом подлизаться. Сколько было парней, которые пытались зайти с дугой стороны, не счесть. А сколько взрослых мужчин не двусмысленно намекали на более тесные контакты с нашей семьей?

Стоит ли говорить, что эти люди не то, чтобы перестали быть папиными партнерами, они перестали входить даже во второй круг знакомых, которых допускали на определенные мероприятия.

Я привыкла быть дочерью популярного человека, своим отцом я горжусь и знаю, что он замечательный человек, но к подобной реакции некоторых людей, как Наталья Николаевны, тоже привыкла.

Однако это не отменяет того факта, что сейчас я испытываю странную тупую боль в области груди.

Мне бы очень хотелось ей понравиться, но в глазах тот огонек интереса, увы, потушен. Богдан не выпускает мою ладошку из своей теплой руки, понижая градус паники поглаживающими движениями по костяшкам, но в душе давно леденеет легкая паника.

Мы разговариваем и выпиваем сок за здоровье больного, который завтра уже таковым считаться не будет, и я, мягко отодвинув уже пустую тарелку из-под торта, встаю и тихим голосом шепчу: