За годом первых политических погромов последовали годы японской войны и первой русской революции. На другой день после объявления войны (10 февраля 1904 г.) орган русских евреев «Вос­ход» писал: «Не время теперь растравлять старые раны. Постара­емся, поскольку это в наших силах, забыть и недавнее изгнание из Порт-Артура [27] , и кишиневский и гомельский погромы, и многое, многое другое. Пусть еврейские родители не задумываются теперь над горькою участью своих детей, оставленных за бортом учебных заведений. Простыми солдатами пойдут евреи в бой, и кровь их бу­дет так же обильно литься, как русская». Евреи пошли в рядах рус­ской армии на Дальний Восток, чтобы сражаться за славу Николая II и за присоединении Маньчжурии к Сибири, где они не имели права жительства. Число еврейских солдат на фронте было весьма значи­тельно, так как уроженцы западных губерний зачислялись преиму­щественно в сибирские полки и оказались теперь близкими к театру войны. Несоразмерно велик также был процент евреев-врачей из за­паса: их мобилизовали в первую очередь потому, что они не занима­ли никаких государственных должностей и оказались свободны­ми — для жертвы на полях сражения. Между тем как десятки тысяч бесправных сражались за престиж России на Дальнем Востоке, пра­вительственный пресс не переставал давить их братьев в тылу. Из ряда мест вне «черты оседлости» администрация стала выселять се­мейства мобилизованных запасных солдат и врачей на том основа­нии, что с отъездом главы семьи жена и дети теряют право житель­ства, обусловленное его профессией. Это показалось диким даже в Петербурге; последовало распоряжение, чтобы до окончания войны семьи мобилизованных были оставлены на местах жительства.

Но общественная юдофобия усиливалась, разжигаемая шови­низмом военного времени. Раздраженная неожиданными победами японцев, реакционная пресса («Новое время» и другие) распускала слухи, будто евреи тайно помогают «родственным им по расе» (?) японцам, чтобы отомстить России за кишиневскую резню; евреи буд­то бы вывозят золото за границу, закупают лошадей для Японии, собирают для нее деньги на броненосцы, натравливают Англию и Америку на Россию. Было ясно, что тут действовала шайка бессове­стных агитаторов в роде Крушевана, желающая вызвать погром под модным предлогом об «измене» евреев. Эти злостные слухи наме­ренно распускались в марте 1904 г. перед Пасхою, как годом рань­ше была пущена в ход дубоссарская ритуальная легенда. «Поджи­гатели принялись за свое дело», — писал в те дни журнал «Восход», сообщая о панике среди еврейского населения на юге. В Кишине­ве опасались повторения погрома, что вызвало усиленную эмигра­цию в Америку; в Одессе зловещие слухи волновали евреев, которые стали тайно готовиться к самообороне. Тревога проникла и в загра­ничную прессу. Правительство, однако, само сообразило, что воен­ное время неудобно для возобновления внутренней войны. Губерна­торам были разосланы циркуляры о принятии решительных мер для предупреждения всяких пасхальных эксцессов. Новый бессарабский губернатор Урусов и одесский градоначальник обратились к русско­му населению с серьезными предостережениями. Это подействова­ло. Как только местные власти убедились, что погромы запрещены свыше, агитация прекратилась, и в апреле газеты могли уже сооб­щить, что «Пасха везде прошла спокойно» [28] .

Утром 28 июля 1904 года, на площади перед Варшавским вок­залом в Петербурге лежал окровавленный труп всесильного мини­стра Плеве, убитого бомбою русского террориста в момент, когда он ехал с докладом к царю в Петергоф. Революция подняла голову. После двух лет бешеного полицейского террора, после попыток от­влечь внимание общества от реформ сначала погромами, а потом внешнею войной (Плеве стоял за объявление войны Японии, надеясь заглушить революцию патриотизмом), призрак революции грозно встал над страною. Правительство смутилось пред надвигающейся бурей и стало искать путей для примирения с народом.

В начале сентября на пост министра внутренних дел был на­значен виленский генерал-губернатор Святополк-Мирский, счи­тавшийся либеральным администратором. Он объявил, что будет стремиться к установлению «доверия» между правительством и обществом; еврейской депутации в Вильне он обещал руководство­ваться в еврейском вопросе справедливостью и «добротой». Однако с первых же дней добрый министр оказался бессильным перед вновь разлившимся потоком злобы. Пошла серия «мобилизационных по­громов». Мобилизуемые русские запасные, раздраженные предстоя­щею отправкою на поля смерти в Маньчжурии, направляли свой протест по линии наименьшего сопротивления. Пьяные солдаты вместе с городской чернью разрушали еврейские дома, били жиль­цов, грабили имущество. Кровавый погром произошел в городе Алек­сандрии (Херсонская губ.) в дни 19 и 20 сентября. Толпа громил вор­валась в синагогу, переполненную молящимися по случаю святого дня Иом-Кипура и избила 20 человек; среди тяжелораненых были студенты и гимназисты. Через месяц мобилизованные разгулялись на севере, в Могилевской губернии. В Могилеве на Днепре буйство солдат и местных хулиганов приняло большие размеры: пострадали самые бедные еврейские кварталы, где жертвою грабежа сделались и семейства запасных, ушедших на войну (29 октября). В Витебской губернии солдаты громили местами без различия национальности и даже нападали на полицию. Власти, по-видимому, боялись слишком грубо усмирять «защитников отечества», чтобы не испортить даль­нейшую мобилизацию.

В те же октябрьские дни 1904 года в сессии киевской судебной палаты, заседавшей в Гомеле, начался разбор дела о прошлогоднем местном погроме. Изготовленный еще при Плеве обвинительный акт поражал своей грубой тенденциозностью. Все дело было представ­лено как антирусский погром, устроенный евреями из мести за ки­шиневскую резню; русские будто бы только оборонялись против во­оруженной еврейской самообороны. Среди привлеченных к суду 60 обвиняемых было 36 евреев, т. е. разгромленной части населения. Под давлением общественного мнения правительство вынуждено было допустить разбор гомельского дела при открытых дверях, но предсе­дателю суда дана была инструкция не допускать в судебных прениях никаких политических разоблачений. В качестве защитников обви­няемых выступили лучшие еврейские и русские адвокаты (Винавер, Слиозберг, Кальманович, Ратнер, Куперник, Соколов, Зарудный и др.). Почти три месяца длился процесс — борьба между адвока­турой, желавшей раскрыть правду, и коронным судом, старавшим­ся ее затемнить. Произвол председателя суда заставил и тут за­щитников и гражданских истцов демонстративно покинуть зал суда после резких протестов против председателя. Дело закончи­лось в январе 1905 года присуждением половины обвиняемых, хри­стиан и евреев, к легким наказаниям: тюремному заключению на небольшие сроки, причем суд постановил ходатайствовать о смяг­чении и этих наказаний, уравняв и здесь оборонявшихся с нападав­шими. По поводу этого приговора русский юридический журнал «Право» писал: «Правда отчетливо выступает даже в этом пригово­ре. Если и евреи и христиане в убийстве, насилиях и грабежах винов­ны лишь в самой малой мере (иначе как объяснить крайнюю мяг­кость наказания?), то у всякого неминуемо должен возникнуть воп­рос: кто же истинный виновник всех ужасов, творившихся в Гоме­ле? Ответ может быть только один: кроме христиан и евреев, есть еще третий виновник — политиканствующая бюрократия. Этого виновника не было на скамье подсудимых, но он осужден. Имен­но этот виновник убоялся справедливости и прикрыл ее общей амнистией».

Так кончились эти роковые два года еврейской истории, годы еврейских погромов в Кишиневе и Гомеле и разгрома русской армии в Порт-Артуре и Мукдене. Эти тревожные годы выгнали из России в Америку около 125 тысяч еврейских эмигрантов. К концу двухлетне­го кошмара политический горизонт стал проясняться: набежала волна освободительного движения, в которое русские евреи бросились со всем пылом мучеников. Но им не суждено было пережить без страш­ных погромов даже праздник российской революции.

«Политическая весна», в форме попытки правительства Святополка-Мирского примириться с либеральным обществом, легализи­ровала освободительное движение. Заговорщики, мечтавшие о мо­нархической конституции, провозгласили свой запретный лозунг. В ноябре 1904 года съезд земских деятелей в Петербурге вынес резо­люцию о необходимости участия народных представителей в зако­нодательстве. Многолюдный митинг, под видом банкета адвокатов и литераторов, провозгласил такую же резолюцию, прибавив к ней требование «отмены всех национальных и вероисповедных ограни­чений». Пользуясь ослаблением полицейских строгостей, печать за­говорила свободнее. Объявлялись программы разных политических союзов. Правительство туго шло на уступки. Оно резко осудило «шумные сборища», требовавшие изменения «незыблемых начал на­шего государственного строя», но в то же время — в царском указе 25 декабря 1904 года — оно обещало ряд частичных реформ: улуч­шение правового положения крестьян, расширение деятельности земства, государственное страхование рабочих, смягчение поли­цейских и цензурных строгостей, а также «пересмотр законов, огра­ничивающих права инородцев» с сохранением лишь тех из них, «ко­торые вызываются насущными интересами государства и явною пользою русского народа». Проведение полу реформ было поручено органу бюрократии — Комитету Министров: участие народных пред­ставителей было отвергнуто.

Освободительное движение толкало Николая II на новые ус­тупки, которые вырывались у него каждый раз малыми дозами, после отчаянного сопротивления. «Кровавое воскресенье» 9 (22) ян­варя 1905 г. в Петербурге положило начало открытой революции, в которой переплелись социально-экономические и политические требования. Попытка забастовавших петербургских рабочих, на­правившихся огромною массою к Зимнему дворцу с петицией к царю о скромных реформах, кончилась катастрофою. Петиционе­ры, шедшие с крестами и хоругвями, под предводительством свя­щенника Гапона, были встречены ружейными залпами царской гвардии. Пало много жертв из участников манифестации и из пуб­лики — среди них и несколько евреев. Поведение царя, ответив­шего пулями на мольбу о реформах, вызвало в столицах и про­винции ряд антиправительственных манифестаций, фабричных забастовок и террористических актов.