Шрифт:
– Я больше не могу...
Вольхин оглянулся. Он и этот боец были последними, все из их отряда скрылись в лесу. Боец сидел на кочке, тяжело дыша и опустив голову на грудь.
– Вставай! Убьют же!
– Не могу... Ты иди, лейтенант... Запомни: Солдатов я, Иван, с автозавода. Скажи ребятам нашим...
Вольхин пошатнулся, хотел было поднять его, но сам с трудом удержался на ногах.
– Оставь, браток, смерть пришла...
Метров через двести, оглянувшись, Вольхин увидел, как к Солдатову подошел немец, приставил к его голове автомат и дал короткую очередь...
Колонна капитана Шапошникова 30 октября вышла на станцию Щигры, где стояли уже свои. Сплошной линии фронта не было и здесь, все последние пять дней его отряд шел по ничейной территории, не встречая никаких следов армии. Когда разведгруппа лейтенанта Пизова доложила, что в Щиграх на станции наш комендант, Шапошников, еще не веря сам себе, все же понял, что и на этот раз они все-таки уцелели, будут воевать и дальше, и все-таки полком.
Через двое суток на станцию Косоржа, недалеко от Щигров, вышла колонна полковника Гришина.
Лейтенант Вольхин, когда услышал из репродуктора на станции голос Левитана и увидел наплясывавших пьяных бойцов, ощутил такое состояние, что первая его нелепая мысль была - "Неужели Победа!". На всех окружавших его лицах было такое неописуемое веселье, что первой в голову пришла именно эта мысль, о Победе. И только вслушавшись в голос Левитана, Вольхин понял, что люди радуются тому, что они сейчас живы, вышли к своим, они не остались в болотах мертвецами, а поживут еще - кому сколько отмеряно.
Цистерну на перроне облепила толпа окруженцев, слышались песни, тут же плясали, многие пили прямо из касок, даже из пилоток.
– Петр Никифорович, - Гришин позвал Канцедала, - найдите противотанковую мину и прекратите это безобразие, перепьются же от радости. И какой дурак ее здесь оставил...
Вечером того же дня колонна полковника Гришина товарняком по узкоколейке была переброшена в Щигры, где его встретил капитан Шапошников.
– Опять раньше меня вышел?
– не скрывая радости, усмехнулся Гришин. Сколько у тебя людей?
– Со мной семьдесят шесть.
– Это все, что осталось от полка?
– Гришин хотел, было, выругаться, но вспомнил, что сам же растащил у него полк еще под Навлей.
– Управление полка все со мной. Людей дадите - могу воевать.
– Штаб-то и у меня есть, командовать нечем.
– Должны подойти еще две колонны полка, разведчики мои ведут, - сказал Шапошников.
– Михеев тоже вышел. Сто десять человек с ним.
– А полк Князева разве не с вами шел, товарищ полковник?
– спросил Шапошников.
– Они в сторону Брянска ушли, еще до Литовни, - ответил Гришин, Алексей Александрович, - позвал он Яманова, - посчитай, сколько нас сейчас в наличии.
– Посчитал уже. Триста тридцать человек всего. Но должны выйти еще, надеюсь, - ответил Яманов.
– А построй-ка всех, кто есть. Хочу посмотреть, - приказал Гришин.
Он медленно шел вдоль строя, вглядываясь в лица бойцов своей дивизии. Сейчас ему как никогда важно было убедиться, что дивизия жива, все же жива. Надо было показать и себя, чтобы люди поняли: пусть их сейчас немного, но они сейчас не окруженцы, а дивизия. Пусть битая-перебитая, измученная, без единого сухаря, в рваной, но - в форме, и, главное, с оружием, со знаменем все-таки дивизия!
Полк Шапошникова заметно выделялся из остальных, стоявших в строю. Люди выглядели посвежее, обмундирование было более-менее подшито.
– Что же вы, товарищ капитан, - Гришин подошел к Филимонову, - В солдатской шинели, без знаков различия, вы же командир, начальник штаба полка. А вы - доктор, и в таком рванье..., - но Гришин говорил тихо, чтобы не слышали бойцы, и с мягким укором.
– А это кто? Как тебя мама на фронт отпустила, такую маленькую? Гришин остановился напротив ладной девушки в фуфайке.
– Санинструктор Анна Салынина!
– бойко ответила девушка, - Мама меня на фронт не отпускала, это я сама, товарищ полковник.
– А сколько же тебе лет, дочка?
– Семнадцать скоро!
– Она с нами, товарищ полковник, от Судости идет. А вообще - из артполка Малых, еще с Мурома, все окружения прошла, - сказал Шапошников, Как наши мужики посмотрят на нее, так шагу и прибавляют: стыдно перед девчонкой слабым показаться. Моральный фактор...
– Так берегите же ее, тем более, что она сейчас одна на всю дивизию и осталась!