Грапиша молчала.

— Я не имею права ставить вас перед выбором, но я этого и не делаю, — убедительно говорил Рай. — Я просто прошу вас подумать. Если он с вами — берите его с собой. Даже в самом пекле рядом с вами ему будет безопаснее, чем в каком-нибудь селе — одному.

— Я понимаю…

— Вы ведь не откажетесь от похода.

Девушка молча помотала головой.

— Значит, решено. Потому что я тоже не откажусь. Я не жесток, но я не его отец и выбор свой сделаю в пользу путешествия.

Грапиша кивнула. Вдруг её голубые глаза чуть расширились, она стрельнула ими в сторону двери, потом глянула в окно.

— Я поняла вас. Мастер Рай, прошу, оставьте меня одну. Я… должна подумать.

— Конечно, — он поднялся, сделал благородный вид, совершил кивок и степенным шагом вышел за дверь. Прикрыл её.

Девушка тут же рванулась к двери, закрыла её на засов. Какая разница, что подумает Рай! И что ему за дело до Эника — он ведь ему не отец. Как ни прискорбно это сознавать, но Мастер и правда не станет опекать его, предпочтя отдать в какую-нибудь селянскую семью. И не будет виноват — он не должен ничего этому незнакомому мальчику.

Грапиша подлетела к окну, не раскрывая его, просунулась прямо через стекло и навалилась животом на подоконник. Так и есть, сидит, уткнулся носом в колени. Никуда он не побежал, слушал разговор. Понял, хитрюга, что про него! Девушка ухватила мальчика под мышки и втянула в комнату, тотчас же опустила на пол. Он дёрнулся сначала, но потом обмяк, и сейчас стоял, опустив голову и пытаясь скрыть красные глаза.

— Эник! — Грапиша присела, взяла его за локти. — Ты знаешь, что подслушивать нехорошо?

Он обречённо кивнул.

— Что случилось? Это ведь не дети тебя обидели.

Он помотал головой.

— Ты что, думаешь, я оставлю тебя здесь, а сама уйду искать ворота в Княжество Эрдез?

Он не стал отвечать.

— Эник, не было даже вопроса о том, чтобы тебя оставить! Слышишь? Мы либо идём в Эрдез вместе, либо вместе остаёмся. Мы решали только этот вопрос, — Грапиша чуть сильнее сжала тонкие ручки. — Если ты вдруг не захочешь идти, то я выберу тебя. А не путешествие.

— Не надо… — Эник хлюпнул носом. — Ты очень добрая и так мне помогла… дальше я сам…

— Что за глупости! — Грапиша нахмурилась. — Запомни: ты больше не бродячий одинокий мальчик, а мой… — она явно не договорила слово, но и так фраза звучала очень понятно. — Если ты согласен, конечно.

Эник поднял глаза, которые сверкали из-под длинной чёлки. А потом бросился вперёд и обнял Грапишу. Она даже не ожидала, поэтому отшатнулась и чуть не упала. Но всё поняла, и сомкнула руки за спиной мальчика. Улыбнулась.

— Я этого больше всего на свете хочу… — тихо сказал он. — Может быть… когда-нибудь, когда я стану достойным… ты позволишь назвать себя… "мама"…

Это слово далось Энику нелегко. Оно было для него священным, и он часто по вечерам творил своеобразную молитву, зовя маму, которой у него никогда не было. Собственно, он звал образ. И вот, она услышала.

— Можешь называть сейчас, — позволила Грапиша и непроизвольно улыбнулась, гладя мальчика по спине. — Я буду гордиться своим сыном.

Мамой Эника Грапишу никто из встречных людей бы не назвал — слишком уж молодо она выглядела. Невысокая, хрупкая, с юным личиком. Но Эник даже восьмилетних людей считал за взрослых дядей и тётей. Тем более что сам был мелким, худым от постоянного недоедания и ростом Мастеру Раю едва по пояс.

— Как жалко, что я совсем ничего не могу и не умею… — расстроенно сказал Эник. — Тобой легко гордиться, а я…

— Неправда, — Грапиша уселась на диван, устроив мальчика у себя на коленях. Он доверчиво положил голову ей на плечо. — А кто из нас всех единственный знает язык степных?

— Ну… — Энику как-то не приходилось думать, что это — достоинство. Кому интересен язык врагов? — Разве вы с Мастером Раем не знаете?

— Я — нет, — призналась Грапиша. — Мастер Рай — не знаю. Но ты ведь со мной путешествуешь, а мне очень полезно. Вдруг я захочу поговорить со степным, кто же будет переводить?

Эник улыбнулся.

— А ещё ты не капризничаешь. Все дети капризничают, а ты — нет.

— Если буду капризничать, ты меня прогонишь, — тихо сказал мальчик.

— Разве можно прогнать собственного ребёнка? Вот ты меня прогнал бы, если бы я стала тебя ругать за немытую шею?

— Нет! — Эник крепче прижался к своей иллюзии, которая постепенно приобретала чёткость и превращалась в настоящую маму. — Я бы шею помыл! И вообще всё что хочешь сделаю!

— Для начала привыкай, что ты не один. Я тебе обещаю, — Грапиша завела руку назад, к шее, стянула через голову фигурку на верёвочке. Маленькая тёмно-синяя веерообразная ракушка. Положила на ладонь перед мальчиком. — Видишь? Этот амулет для меня — дороже всего. Я могу всё что угодно потерять, но не амулет. Если ты его наденешь, я тебя точно не потеряю.