– Тебе, Клаус, тебе, не нам. И помешаю, по крайней мере, постараюсь помешать я.

Баалин пожал плечами.

– Глупец. Что тебя связывает с Хранителями, с Основателем, ради кого ты идешь на смерть. Они всю жизнь манипулировали людьми, вроде тебя, заставляя делать, что выгодно. «Хранитель не имеет права вмешиваться…». Ха! Да они постоянно это делают, сами оставаясь неуязвимыми и, главное, чистенькими, дабы не пострадала их гипертрофированная совесть. Они использовали и используют тебя, меня, всех! А ты, ты можешь избавиться от этого одним махом.

– И обрести деспота вроде тебя. Я видел твоих последователей, видел, что баализм делает с людьми. Вы убиваете родителей, а детей превращаете в преданных фанатиков.

– Люди в большинстве своем тупы и невежественны. К тому же еще и трусливы. Им просто нужен, необходим поводырь. Вождь, тот, кто будет указывать путь и принимать решения, тот, за кем они пойдут, скандируя им же придуманные лозунги. Как стадо баранов.

– Несомненно, такой как ты.

– Диктаторы и вожди народов не возникают на пустом месте. Их создают: массы, толпа. Не будь ее, Гитлер так и остался бы безвестным художником, а Муссолини сельским учителем. Массы неосознанно, своим коллективным разумом нуждаются в них, и они приходят.

– И уходят.

– Став бессмертным, я не уйду.

– Ну и где оно, это твое бессмертие, - Рип развел руки. – Может быть под той колонной, а может дальше. Что же ты? До сих пор не нашел?

– Я найду, я знаю, оно где-то здесь, рядом.

– Ты обманул себя, Клаус. Здесь нет никакой вечной жизни.

Баалин помотал головой.

– Это тебе Основатель сказал? Знаешь, почему он соврал тебе и пытался разубедить меня? Потому что боится потерять свое место, власть. Боится, что в мире появится кто-то еще, равный ему. А ты поверил? В таком случае, он случайно не упомянул, каким образом ему удалось прожить более трехсот лет?

Рип колебался с ответом и Баалин это почувствовал.

– Ну же, Винклер, помоги мне, и мы разделим это. Не хочешь себе, подумай о своей невесте. Кто знает, что случится. Бедная девушка рискует больше никогда тебя не увидеть. Как ты думаешь, она переживет это?

Упоминание принцессы произвело на Рипа совершенно противоположный эффект.

– Нет! – он твердо посмотрел на Баалина. – Ты не сделаешь того, зачем пришел! Не знаю как Хранители с их главным, но ты хуже их во сто крат. Ни секунды не задумываясь, ты убивал людей, сотнями. Во имя исполнения своих планов ты жертвовал жизнями как невиновных, так и своих последователей. Получив вечность, всласть, не знаю что еще раздают в этом храме, ты не изменишься.

– Пламенные речи сотрясают только воздух и уши собеседника. Можешь добавить сюда и Троцеро.

– Твоего пророка?

– Я заразил его вирусом и тем самым убил. День его смерти точно указывал на дату моего рождения. Правда, эффектно придумано? У тебя нет сил тягаться со мной. Ты погибнешь.

– Я попробую.

– А сказали ли тебе твои обожаемые Хранители, что плотность потока времени в Храме намного превышает норму? Думаю, ты и сам почувствовал сопротивление при ходьбе? – Баалин порылся в складках одеяния и выудил небольшой прибор со шкалой. – Штука Хранителей, - объяснил он. – Вот, посмотри, - он повернул устройство и Винклер увидел, что стрелка на нем стояла далеко в красной зоне. – Знаешь, что это означает? А то, попробуй один из нас применить оружие, или переместиться во времени, и предсказать дальнейшие события не смогу даже я, несмотря на весь свой опыт. Может, сразу отправимся на тот свет. Что скажешь, боец?

– Тогда, будем драться не здесь, в другом месте, и пусть только один выйдет победителем.

Баалин вздохнул.

– Я сделал, что мог. Ты здесь вроде как гость, выбирай место.

Рип подумал.

– Земля! – неожиданно предложил он. – Планета прародительница.

– Прекрасный выбор, - ухмыльнулся Баалин. – Худшего для себя ты просто не мог сделать. Моя любимая планетка, итак – Земля…

Не успел Баалин договорить, как светящийся вихрь закружил обоих людей…

Следователь по особо важным делам, капитан НКВД Гуров в очередной раз промокнул мокрым от пота платком лоб и шею.

В подвале было очень жарко. Особенно в этой комнате – в соседней размещалась кочегарка.

Гуров подумал и ослабил еще одну пуговицу гимнастерки, обнажив вялую, покрытую черно-седой растительностью грудь.

– Ну что? – капитан склонился над скорчившемся в углу человеком.

Несчастный лежал в луже собственной блевотины, перемешанной с кровью. Некогда новая гимнастерка с сорванными петлицами, нашивками и вырванным «с мясом» клоком материи справа, где обычно крепился орден, сейчас была вся изодрана и также забрызгана кровью и еще черт знает чем.

– Ты будешь говорить, собака!

Старший сержант Хмара непроизвольно вздрогнул от этого голоса. Он еще никогда не видел своего начальника таким. Даже шрам, длинный шрам красной полосой пересекающий левую половину лица капитана, как он утверждал – след белогвардейской шашки с гражданской, сейчас побледнел, белой линией гуляя по лбу и, минуя глаз, опускаясь на щеку.

– У нас и не такие говорили!

Лежащий на полу с трудом разлепил разбитые бесформенные губы и попытался плюнуть в лицо капитану. Слюны у него не оказалось, сил тоже. Но изо рта вылетел темно-красный, почти черный сгусток крови и угодил в неосмотрительно приблизившееся лицо Гурова.