Шрифт:
Я для Наташки отложил бутерброд с красной икрой, пару колечек огурца и половинку помидора. Рамиль наконец снял шашлык с огня. Он немного подгорел, но это не беда. Каждому, с учетом Наташки, получилось по три средних куска. Только мы приступили к трапезе, как донесся ее голос:
— Стоять-бояться! Все не сожрите!
Наташка подбежала и уселась рядом со мной, высыпала на скатерть-покрывало конфеты. Девочка есть девочка. Восторгаясь на разные лады, она отведала икры, шашлыка, вот только чувствовалась в ее голосе усталость, что ли.
Отобедав и одновременно отужинав, мы поиграли в дурака, потом парни устроили жабьи бега: выкопали траншеи, выложили камнями дорожки, наловили лягушек и пустили их по дорожкам, тыкая в зад хворостиной. Раз за разом выигрывала зеленая лягушка Ильи, которую он назвал Карлом. Хохот стоял такой, что сойки разорались. Только Наташке было невесело, и вкусное мясо она ела без аппетита.
— Что случилось? — спросил я, пока остальные не слышали.
Ее перекосило, но она ответила:
— Меня Арина с днем рождения поздравила, прикинь?
Я не понял, о чем она, и переспросил:
— Перепутала?
— Не совсем. У нее мать шмотками торгует. Так вот. Папочка наш пришел покупать джинсы дочери на день рождение. Так и сказал — «дочери», б…ть! Аринка и подумала, что это он мне! Что она просто забыла, когда у меня днюха!
Наташка вскочила и принялась с остервенением пинать камни. Когда один чуть не ударил Бориса по голове, объяснила:
— Ты понял, да? Это у Анжелки днюха! А Аринка думала, что у меня. Он ей — джинсы купил! А мне трусы подарил стыдные, как у бабки! И носки. Типа, отвянь.
— Сука, — только и выдавил из себя я.
Черт, с Лялиной-то я и не поговорил, рыбалкой увлекся, дорвался до бесплатного! Хотя что это изменило бы? Или изменило? Вот что гопникам ничего не сломал и по башке от них получил, это я лоханулся.
Устав баловаться, к столу вернулся Илья, потянулся за печеньем. Наташка пробормотала:
— Вы же знаете, да, что Русю отпустили, а Зяму закрыли, потому что он взял вину на себя?
Я закатил глаза и выругался.
— Да знаем мы. Все знают.
Борис прищурился и выпалил:
— Это ты специально сказала, да, чтобы нам праздник испортить?
Наташка надулась и отвернулась.
— Вообще-то я как лучше хотела.
— Ага, ты всегда так!
— Так, ша! — Я вскинул руки. — Все это моя недоработка. Русю надо валить.
— В смысле? — уточнил Илья.
— Сразу надо было что-то ему сломать. Я недооценил противника и огреб.
— Думаешь, он не успокоится? — прогудел Димон Чабанов.
— Теперь, когда кореша его закрыли — точно нет. Вот мы подумали, что это все хаханьки, и я по башке получил.
— И что делать? — спросил Илья.
— Ноги ему сломать, вот что. У дома караулить и бить. Чтобы он нос высунуть боялся и понял, что связываться с нами себе дороже. Но поодиночке ходить будет нельзя… — И тут перед глазами нарисовался отцовский обрез, вот бы взять его на несколько дней!
Стащить, что ли? Снарядить гильзы крупной солью…
Прерывая мысли, на губу капнула капля. Я запрокинул голову и увидел, как на по-вечернему яркое небо наползает чернильная туча. Вдалеке громыхнуло.
Илья встал, посмотрел на речку и махнул вперед:
— Пора сворачиваться. Посмотрите, как речка наполнятся, нас сейчас смоет!
Я глянул туда же и присвистнул: прозрачный ручеек, который мы переходили вброд, бурлил, пенился, уровень воды поднимался буквально на глазах. Нехило так льет там, в горах! Подтверждая мою догадку, мимо проплыл дохлый пятнистый поросенок, застрял в нагромождении хвороста. Смыло его, что ли, а потом обо что-то приложило? Толстое бревно протаранило плотину из веток, как ледокол, и поросенок поплыл дальше.
— Уже уходить? Давай еще останемся, — принялся канючить Борька. — Спрячемся под деревьями. Не хочу домой!
— Начало восьмого, — сказал Илья.
— Уже? — Наташка вскочила, забыв о своей обиде. — Там же Санта-Барбара!
— Да успокойся ты, все равно понятно, что там дальше будет.
— Хорошо посидели, — резюмировал Чабанов.
Все принялись быстро доедать недоеденное и распихивать вещи по сумкам. Рамиль отмыл шампуры и залил костер водой. Из еды остались грибы, которые, чтобы не тащить, мы принялись есть прямо из банки, и пара печений с конфетами, нашедшие приют в моей сумке.