Смердящий свет! А ведь я читал в некоторых трактатах, что в древности маги стихий были сильнее. Есть цитаты могучих магистров, при этом я ни в одной книге не нашёл, светлыми или тёмными магами они были.

Они просто были. И в том же трактате было написано, что, в конце концов, все маги поняли, что Тьма и Свет по-настоящему сильны. А кто не понял, тот остался во тьме веков…

Могло ли это означать, что в моём мире в древности маги были не просто так сильны? Что существовали другие боги, помимо Неба и Бездны? От такой мысли у меня побежали мурашки по коже.

В моём мире победила Тьма. Да, Свет из последних сил попытался что-то сделать, но надо быть честным — все Обители Ордена Света уничтожены, и власть везде захвачена служителями Тьмы.

Да, я покрошил Жрецов Тьмы, но на их место придут другие… Даже если я в моём мире решил бы внезапно встать на сторону добра, то это просто невероятно трудно, практически невозможно было бы победить.

Предположим, что в этом мире победит Свет, как того хочет Небо. Но что это будет означать для Мавши, или того же Стрибора? Ни Небо, ни Бездна не терпят конкуренции…

— Наши боги живут так давно… — Виол снова подвигал пальцами, — Мирятся, воюют, снова мирятся. По этой легенде, когда появилось Древо, оно очаровало всех, и только Хмарок сохранил чистый ум, — тут он хмыкнул, — В одной маюновой сказке так говорится…

Дальше бард поведал, что Хмарок любил слушать лютню Маюна. Но выросло Древо, на которое так позарились все боги, что только и могли, как целыми днями сидеть на его ветвях. А шелест листвы так раздражал Хмарока, что он схватил топор и пошёл рубить Древо.

От его ударов все боги посыпались вниз, началась ссора и склока. Они снова залезли на ветви, и снова Хмарок рубанул по древу. Боги обозлились, грозя Хмароку смертью… И, чтобы доказать глупым богам, что они ошибаются, тёмный бог отправился во Тьму и сказал, что вернётся тогда, когда они сами всё поймут и им по-настоящему потребуется его помощь.

— Говоришь, он любил слушать лютню Маюна? — усмехнулся я, глядя на топорище. Стрибор сказал, что это рукоять Губителя Древа.

— Так в легенде сказано, — улыбнулся бард.

Со вздохом я замолчал. Мне не нравился этот разговор. Потому что получалось, что не только моя служба Бездне — обман. Именно сейчас получалось, что и моя служба Небу — не совсем истина.

Моя дочь… Всё это ради неё. Если Небо обманул, имеет ли всё это смысл?

Меня обуяла злость. Бездна, несмотря на свою тёмную и коварную душу, явилась сразу же. Как говорилось в трактатах, Тьма действительно никогда не бросает своих служителей.

А ленивый Свет всё туда же… «Ты должен всё понять сам, слушай своё сердце». Я не при делах, и всё такое. Чтоб его Бездна поглотила, а потом изрыгнула!

Я сидел, стиснув кулаки, и в этот момент нам на стол поставили эту самую «сиянову прелесть». Пышущая жаром запечённая дыня, разделённая на две половинки и снова соединённая. На самой верхушке символично лежала алая вишенка.

Кроме дынного аромата, от блюда исходили сводящие с ума запахи мёда, корицы, ещё каких-то специй и ягод. Все тайны мироздания, легенды о борьба добра и зла сразу же вылетели из головы, потому что желудок сказал твёрдое «это всё потом!»

Даже цербер, равнодушный к человеческой еде, вытащил нос. Дайю первым делом отломила кусочек, провела над ним пальцами, насыщая тень, отчего тот резко стал выделяться на фоне ладони. Принцесса сунула ломтик кромешному щенку в нос, и тот неожиданно съел.

— Нам-нам-нам, — Кутень вытянул лапу, касаясь дыни.

Бард и Креона всматривались, пытаясь что-то увидеть. Усмехнувшись, я показал им на пол, куда падала тень от нас и от дыни, и там чётко виднелась загребущая лапа, тянущаяся к блюду.

Надо сказать, у обоих глаза полезли на лоб. Наши с Дайю причуды вдруг обрели для них чёткие черты.

— Маюна мне в печень!

— Это Сумрак? — шёпотом спросила Креона, сложив ладони и подув в них, словно отогревая. Я сразу понял, что это какой-то символ её веры.

— Кутень! — парировала Дайю.

— Да, Кутень, — усмехнулся я, отрезая огромный ломоть блюда.

А потом дыня попала на язык, и я на время забыл обо всём на свете. То же самое касалось и остальных моих спутников — после стольких дней испытаний это был первый их нормальный приём еды.

Не когда тебя кормят, бросив миску с непонятной бурдой. Не пересохшие лепёшки из запасов каравана. Не когда ты покупаешь пыльную вяленую рыбу у дороги, чтоб перекусить.

И всё же за нами следили. Это зудящее чувство немного портило такой вкусный момент. Время от времени я бросал взгляд в сторону, оглядывая зал. Людей было много…