«Словно уже получил что-то, чего так сильно желал все эти годы».

Взгляд Кайры невольно скользнул к Визэру. Медвежий княжич стоял в стороне, держался от отца на почтительном расстоянии, и хотя посмел поднять на него взгляд, выглядел виноватым с самого первого момента и по сейчас, как узнал, что они отправляются в Скогенбрун.

— Накормите наших гостей и подготовьте для них комнаты, — распорядился князь, обращаясь к Флидасу.

Он больше не обронил ни слова. Вновь повернулся к тотему Медведицы и продолжил читать молитвы, обращаясь к Зверю.

***

Визэр знал, что виноват перед отцом. Молодой и горячий медведь едва ли думал о том, какого отцу прогонять собственного сына из княжества, поставив долг князя с соблюдением законов выше отеческой любви. Но даже это понимание не снимало тяжёлого груза с плеч изгнанника. В родном княжестве, где он последние пять лет оставался всего лишь чужаком, Визэр чувствовал, как каждая стена давит на него, и вместе с тем внутри крепнет желание сбежать из Скогенбруна.

Оставив Лаогеру с детьми, он пошёл к ритуальной комнате, надеясь, что после трапезы застанет отца возле Медведицы. Князь подолгу молился, когда медвежий народ впереди ждали важные перемены, но в этот раз Хэвард опередил его.

— Он пошёл во двор, — предупредил его Флидас, плотно сжав губы и смотря куда-то в сторону; и непонятно: то ли так помогает, но сердится, то ли желает выпроводить его.

Поблагодарив воеводу, Визэр поспешил нагнать отца. Флидас не солгал. Княжич заметил отца в длинном коридоре, что вёл к дверям заднего двора.

— Отец.

Визэр хотел, чтобы он выслушал его любой ценой, но не ждал многого. Князь остановился, услышав его голос, и Визэр опешил — глубоко внутри себя он надеялся, что отец не прогонит его из княжества и не казнит за дерзость, но не верил, что тот пожелает видеть его дольше, чем нужно. Визэр знал, что отец этого не увидит, стоя к нему спиной, но всё равно опустился на колени, сложил на них руки и склонил голову, признавая свою вину. Он носил её пять лет, и с того самого дня — дня изгнания — она выросла до таких размеров, что в присутствии отца он не мог стоять равным ему.

— Никакие благие намерения не смоют моего греха, — заговорил Визэр, смотря в пол. — Я нарушил наши законы. Я взял чужое, и не пытаюсь оправдать себя. Я знаю, что навлёк беду на тебя и на народ Скогенбруна. Я разгневал Медведицу-Мать… Мне нет прощения, и я принимаю твоё наказание… наказание князя, — Он говорил быстро — всё то, что было на сердце, и эти слова, пусть и терзали его душу, но давались ему легче, чем то, что он собирался сказать после них. Сделав вдох, Визэр сказал на одном дыхании: — Но я не жалею.

Визэр замолчал, ожидая, что скажет или сделает отец. Князь медведей долго молчал, испытывая тишиной терпение сына. Пальцы Визэра сжались на коленях, впиваясь ногтями в ладони, но он не поднял головы и не встал с колен. Если сейчас отец решит уйти, оставив его здесь, значит, он заслужил это. Значит, он понесёт этот груз до самой смерти, и, если случится так, то смоет позор с тени отца в последнюю битву.

— Как князь, я всё ещё зол на тебя, — Хэвард заговорил спустя время; его слова были такими неожиданными, что Визэр невольно вздрогнул и всего на мгновение пожелал поднять взгляд и посмотреть на отца, но быстро отказался от этого желания. Он внимательно слушал всё, что собирался сказать ему отец, и каждое его слово отзывалось внутри него и теплом, и болью. — Ты ослушался меня… предал Мать… Ты взял в плен чужую жену…

Каждое слово отца, словно удар плети по голой спине.

— Но как отец… Я рад, что ты вернулся живым.

От этих слов Визэр встрепенулся. Он бросил взгляд на отца, желая убедиться, что не ослышался. Князь не обернулся, но смотрел на сына через плечо, и в карих тёмных глазах Визэр видел боль от разбитого сердца мужчины, который, прячась за маской князя, был всего лишь отцом, не желавшим наказывать своего ребёнка.

***

Чувство вины горькое на вкус. Визэр осознал, насколько легко и свободно дышится, когда он вновь свободен от ярма вины — оно отравляло его жизнь медленно, капля за каплей яда, что он сам вливал в себя каждый день, проведённый за стенами княжества, вдали от отца и семьи.

Выйдя на задний двор, княжич остановился на крыльце, глубоко вдохнул свежий вечерний воздух; ему казалось, что он чувствует вкус ветра на языке. Он не сразу заметил, что не один. Мягкие шаги по мёрзлой земле привлекли его внимание, и княжич-изгнанник посмотрел на двор.

«Вот уж диво», — усмехнулся про себя Визэр.

Князь Стронгхолда без своего воинства. Совершенно один. Сэт не заметил гостя. Меч в его руках пел, пока росомаха оттачивал навыки боя. Визэр задумался, кто пропустил Сэта с мечом во двор дома князя медведей, и не сразу заприметил пристальный взгляд Хэварда. Наставник наблюдал за северным гостем издалека — с высоты второго этажа перехода дворца. В его взгляде читалось лёгкое недоверие к князю росомах и долг перед князем Скогенбруна. Сэт не был по-настоящему один, но одному Зверю известно, что князь росомах забыл на заднем дворе дворца, почему не остаётся в кругу своим соплеменников, а тренируется здесь в полном одиночестве.

Визэр не мешал ему. Он наблюдал за князем издалека, смотря на него как на воина, и почему-то не узнавал того мужчину, что видел перед собой в последнюю встречу. Они сражались друг против друга, сражались бок о бок, когда пытались спасти Кайру из рук Полоза. Так почему же этот воин казался ему незнакомцем? Подобием того сильного воина, каким его помнил Визэр? Или же его воспоминания с годами обросли надуманными на эмоциях образами? Или сам он настолько возгордился, что уже не считал князя росомах достойным себя противником?