Шрифт:
Изломанные позы – как после агонии. Лица повёрнуты в сторону решётки, глаза открыты, но бессмысленны, тусклы и неподвижны. Двигаются лишь руки – тонкие землистые пальцы изранены и с обломанными ногтями. Пальцы разрывают солому, скребут надёжную, каменную кладку пола – безостановочно, словно пытаются непременно докопаться до земли, вцепиться в неё, прорасти, а потом…
Что потом?
Их восемь, и они из разных общин даарду – видно по отличиям в одежде. Трое мужчин, пять женщин. Разный возраст – тому пареньку лет четырнадцать, а женщина у самой решётки – глубокая старуха…
– Что это, Хаата?
– Добрые сосуды, – отвечает даарду. Она стоит рядом – и в птичьем голосе боль. – Полные сосуды… Гляди.
Глаза старухи останавливаются на лице Гриз. Всё с тем же бессмысленным выражением на лице даарду медленно поднимается на ноги, склоняет голову – едва ли не до хруста шеи, и не своим, грубым голосом говорит на общекайетском:
– Освободи.
Рядом с ней встаёт истощённый молодой мужчина – лицо с синяками и царапинами. Приникает к решётке и ползёт по ней вверх, словно плющ, и тоже просит – всё тем же хриплым, грубым голосом, будто в горле застряло что-то распухшее:
– Освободи.
– Освободи… – шепчет юный паренёк, уставясь через решётку.
– Освободи, – царапает стену хрупкая женщина лет сорока. Они теперь поднимаются разом – или их поднимает невидимая рука, потому что в глазах – всё та же пустота, бездумная, перемешанная с немым, задавленным страданием.
– Освободи, – голоса перемешиваются, сливаются в единый, утробный гул, и Гриз невольно делает шаг назад – ей кажется, это гул моря, и сейчас налетит волна…
Восемь тел разом ударяются о решётку, протягивают через прутья руки – и исторгают из себя единый, пронзительный вопль:
– Освободи! Освободи! Освободи!!
Скрюченные пальцы царапают воздух, изломанные ногти, искажённые лица – и пена на губах: даарду бьются и кричат невыносимым, высоким криком, и Гриз видит, что их руки искалечены точно так же, как у Хааты.
Хаата смотрит на собратьев с упрямым, злым выражением на лице. В голубоватом сумраке глаза её горят зелёным. Когда Гриз невольно подаётся навстречу к протянутым рукам, израненным пальцам – Хаата отталкивает её назад. Прикрывает лицо рукавом и швыряет сквозь прутья решётки маленькую хрупкую ампулу, которая взвивается бирюзовой дымкой.
«Бирюзовый сон» – одна из ампул с патрулирования.
Вслед за Хаатой Гриз отходит назад, вытаскивает и натягивает антидотную маску. И ждёт действия зелья – ждать приходится почти две минуты, хотя средний яприль обычно засыпает мгновенно.
«Осво-бо-ди…» – словно шторм стихает по ту сторону решётки, и удары волн о берег становятся всё реже. – «Ос…во… бо…»
Тела корчатся на соломе – и на той грани, когда уже близок сон, даарду как будто начинают приходить в себя: кто-то рассматривает руки, мальчик всхлипывает…
Потом – тишина. Сонный присвист восьми терраантов в подвале. Тусклый перламутр флектусов. И лицо Хааты – такое же мертвенное, как и у её сородичей.
Но Гриз кажется – есть что-то ещё. Что-то, увиденное или почувствованное не так уж и давно. Слабый запах плесени, а может, паутины – в каменных стенах подвала. Тонкая-тонкая серебристая плёнка – глаза терраантов словно затянуты паутиной, пока они кричат и бьются – рассмотреть сложно, но если прикрыть глаза, вспомнить, всмотреться мысленно…
– Добрые сосуды, – повторяет Гриз. Подходит, касается узловатых пальцев старой даарду. – Полные сосуды…
Сколько уже к ним не обращались из общин даарду? С лета, не меньше. Раньше звали постоянно – помочь животным при общинах. Полечить тех, кто пострадал от охотников или морозов. Да и эти заметки в газетах – она не читает газеты, нет времени, но посетительницы судачат, да и Лортен, бывает, забегает с пересказами новостей.
– Ходят слухи, что даарду нападают на людей.
Слухи ходят всегда, а подобного рода заметки всегда с радостью печатают, так что какой смысл вслушиваться, верно?
– Не слухи, сестра.
Гриз тихонько втирает заживляющее в пальцы старой даарду. Поглядывает на Хаату снизу вверх:
– Когда это началось?
– Знаки… были давно, – в горле будто плотина, перекрывающая реку слов. – Были… годы назад. С теми, кто был слишком хорошими сосудами… я видела всякое.
Они обе не упоминают о том, что вмещают эти сосуды. Гриз достаточно знакома с верованиями терраантов – и с ритуалом Посвящения, когда ребёнок связывается с Роем. Обязательная маленькая травма – порез, любое увечье – чтобы он не стал «сосудом, который полон»…