Гриз представляет, что в таком случае значит «тяжелее» – и в спину ей будто дует холодным воздухом.

– Но как же они тут…

– Завтра их отсюда увезут. По воде.

Они уходят из подвала, заполненного перламутровыми и голубыми отблесками – и спящими терраантами – марионетками чужой силы. Хаата всё говорит на своём языке, очень быстро, поскрипывает и посвистывает под нос: увезут на корабле, за Вейгорд, за Тильвию – в мёртвое место, там корни не слышат, травы не говорят…

– В Алчнодол? – Хаата по привычке сплёвывает сквозь зубы, потом кивает, добавляет:

– Там Она мёртвая. Там… он не достанет.

Оека слов обмелела, но за неровной плотиной ещё полно горькой воды. Боли о жертве, на которую обречены собратья – если Алчнодол у Магов Камня постепенно забирает магию, то ведь и терраанты там будут навеки отрезаны от своих способностей: не прочитают звонкую перекличку птиц, не ощутят счастье весеннего леса, – отсечены от Пуповины, от Ардаанна-Матэс навеки.

– Но как же они там будут…

– Плакать, – падает в ответ, тяжкое.

Если даже Хаата до сих пор чувствует себя неуютно в каменных зданиях, если ей нужна живая природа рядом, то остальным, таким же как она…

Гриз усилием воли словно поворачивает рычаг подвесного моста внутри себя.

– Там их встретят? Или… как они будут жить?

И вообще, на какие всё это средства, – интересуется внутри кто-то подозрительно похожий на Гроски. Нужно ведь оплатить это помещение. Договориться с этим подозрительным сторожем. Нанять корабль, проводников, потом ещё как-то обустроиться в Алчной Долине…

– Ты мне давала много, сестра. Долго давала ваши деньги.

Гриз словно подсекают под колени – она удерживает равновесие и останавливается посреди тропы. И таращится на смущённую Хаату. Не в силах поверить, что не поинтересовалась раньше – как она вообще распоряжается заработками.

Сколько я ещё ухитрилась пропустить у себя под носом?

– Твой Олкест, – Гриз вторично пытается поймать равновесие, – говорил, там община. Не бэраард… пустые, много пустых. Научил, кого спросить, кому сказать. Говорил – там хорошие люди, помогут.

И наверняка ведь они ещё раньше Перекрёстков обговаривали – Хаата начала пропадать где-то в конце года. И Янист не обмолвился ни единым словом – это же не его тайна. Да и едва ли Хаата с ним откровенничала – спросила, да и всё.

Гриз стоит, пытаясь унять головокружение. От бесконечного дня и внезапного понимания.

– Это не первые, кого ты отправляешь.

Хаата отворачивает лицо – чтобы не дать Гриз увидеть что-то лишнее.

– Знаю тебя, сестра. Говорю: не ходи, не помогай. Зелья, деньги, община – всё есть… будет. Не надо, не помогай. Не затем тебя сюда звала.

Гриз кажется, что она видит – стыд. В склонённой голове Хааты, в приглушённом голосе, в пальцах, терзающих грубую накидку.

– Хотела, чтобы ты увидела. Чтобы поняла.

Больше Хаата не говорит ничего – прерывисто выдыхает и растворяется в тенях деревьев.

* * *

К оконному стеклу липнет раннее тепло: на юге зимы коротки. Дикт прогнал суровые ветры на восток, и стекло покрывается серо-серебристой тонкой взвесью. Похожей на ту, что в глазах безумных даарду.

Водная Чаша бросает на стол голубоватые отблески. Гриз прикрывает светильник из желчи мантикоры, и отблески заполоняют комнату – как те, в подвале.

Вот-вот в оконное стекло ударятся ладони: «Освободи! Освободи!!»

Узников, которые теперь стали жильцами в её крепости. Крепость разрослась за годы. Превратилась в город, наводнённый жильцами: терраанты и нойя, охотник Норн, его жена и маленький сын, Истинный варг с фениксом и другие варги…

Так много всех и всего. Иногда кажется, крыши царапают рёбра.

Страницы древника кажутся зеленоватыми из-за отсветов Чаши. Гриз тихо поглаживает шершавую бумагу, по которой змеятся строки и имена.

Йенна из Тильвии – не отвечает. Ковчежники Даматы – не пожелали говорить. Эммент, отшельник из Ракканта – не отвечает. Дана из ковчежников Ирмелея – ушла из группы, и в группе не знают – куда… Община в землях Акантора – отказались разговаривать сразу.

До всех не дотянуться, всех не охватить одним вечером. И одной Чашей. Имена варгов и общин сплетаются на зеленоватой бумаге. Образуют узлы.